Владислав Савин - Красный тайфун : Красный тайфун. Алеет восток. Война или мир [сборник litres]

– В целом неплохо для новичка. Но боже упаси тебя самодеятельность проявлять – лишь держись за мой хвост, что бы я ни делал! Думай, учись, запоминай, если хочешь когда-нибудь стать ведущим – но пробовать что-то свое, без моего дозволения, не сметь! Или, если жив останешься, я сам тебя на земле пришибу!

Так прошел первый месяц в полку. За исключением полетов и боевой учебы, было скучно – город Нарвик сильно уступал даже Мурманску в смысле соцкультбыта. И не было девушек – согласно закону сорок пятого года, советским военнослужащим разрешались браки с иностранками при условии принятия теми советского гражданства, и Плужников слышал, что в ГДР, а особенно в Италии, такое бывало нередко – однако Норвегия считалась «недружественной», и хотя в законе о том не было сказано, неофициально связь наших с местными очень не одобрялась; напротив, политработники настоятельно предостерегали об опасности случаев «познакомился с девушкой, пошел ее провожать, а за углом уже ждут ее приятели из “Асгарда”, чтобы тебя убить или похитить». Хотя никто не мог рассказать о чем-то подобном, реально случившемся здесь, в провинции Нурланн, где советских военнослужащих было едва ли не больше, чем норвежцев, в каждой деревне комендатура, а на каждом углу можно было наткнутся на патруль. Так что, когда вчера, после киносеанса в клубе, были еще и танцы с нашими связистками и прочими тыловыми (а также с женами комсостава), причем пришедшими в платьях, а не в форме – легко понять, отчего Плужников вернулся в общежитие в четвертом часу ночи!

Квартиры полагались лишь пребывавшим в должностях от комэска и выше и немногим женатикам. Большинство пилотов имели отдельные комнаты в бараке «система коридорная». Ну а самые младшие, как Плужников, жили в двух– и даже четырехместных «номерах». Саня спал так крепко, что не услышал даже вой сирены и проснулся, лишь когда сосед, старлей Гарбузов, тряс его за плечо.

– Подъем! Тревога! Не учебная – значит, война.

Сон как рукой сняло. Все уже были наслышаны про Сиань, а затем и Синьчжун. И хорошо представляли, что будет, когда на нас и дальше на территорию СССР пойдут армады американских бомбовозов с атомными бомбами. Тем более что Нарвик находится в радиусе действия и их истребителей с юга, а может и палубная авиация появиться, не далее как летом у союзников бывших маневры были в Атлантике совсем недалеко, эскадрильи взлетали с авианосцев и брали курс к нашей границе, наши нервы испытывали на прочность. С августа отпуска были отменены, а техники буквально спали у самолетов, обеспечивая матчасть в постоянной готовности. Ну а локаторщики и зенитчики, как казалось Плужникову, не спали вообще никогда!

Одеться в минуту, бегом на улицу к месту сбора, прыгнуть в кузов «доджа три четверти» (давно нет ленд-лиза, и американцы вроде как враги – а эти машинки бегают резво, и в рембате полно американских станков и инструмента) и на аэродром. Видел из машины, как взлетает дежурное звено – чтобы сорвать внезапную атаку врага и прикрыть взлет остальных. Проехали мимо зенитной батареи – в полной боеготовности, расчеты на месте, пушки стволами водят – все помнят, как на последних учениях подполковник Черных на малой высоте зашел, на скорости восемьсот, меньше чем в сотне от земли, и по такому рельефу, что радары до последнего момента не засекли. А американцы, конечно, враги и капиталисты – но летать умели здорово, доказав это в войну. Но никогда у нас не будет, как в сорок первом, чтобы самолеты на поле в линейку и под вражескими бомбами! Кровью заплатили – а уж сколько потов на учении сошло!

Инструктаж был короток – замечена активность в воздухе над норвежской территорией. Действия уже отработаны – взлет по команде, взаимодействие с локаторщиками, рубежи перехвата, порядок радиосвязи. По машинам!

– Выспаться не дали, суки! – сказал Тимохин. – Вот дадут им отбой, а нам нервы тратить. А медики говорят, они у нас не восстанавливаются – раньше помрем.

Почти час ждали в «готовности два». В полном облачении, включая противоперегрузочный костюм, в кабине сидеть было не обязательно, но от самолета отходить запрещалось. Тыловики успели даже завтрак подвезти, в термосах и судках. Едва Саня закончил с едой, взвыла сирена – и все пришло в движение. Технари помогали летчикам занять места в кабинах, а первая эскадрилья уже взлетала, там и были самые лучшие, опытные, знали, как выиграть даже секунды. За ней пошла вторая, звено за звеном, благо ширина бетонки позволяла, за ней третья, и вот наша очередь! Саня старательно держался за истребителем с синим номером «17», самолетом Тимохина. Он имел в училище отметку «отлично» за воздушную стрельбу – но лишь по конусу. А сейчас, возможно, впереди был настоящий воздушный бой, и враг будет стрелять в ответ.

Было совсем светло. Странно, что американцы не напали на рассвете – как фрицы в сорок первом. Самое сонное время – однако солнце уже встало и цели хорошо видны. Или ночью, когда «миги», бортовых локаторов не имея, видят плохо – была отработка учебно-боевых задач, поиск противника в свете прожекторов, или при полной луне, имея грубую наводку с земли – но эффективность такого перехвата была низкой, можно было нанести врагу потери, но не отразить удар, сбив или заставив отвернуть все его бомбардировщики. К тому же, как рассказывал Тимохин, ночью свои же зенитчики бешено лупили во все, что могли различить в небе – и разделение зон и секторов ответственности между истребителями и наземной ПВО не всегда помогало, так как трудно было ночью да еще в пылу воздушного боя не влезть в запретное пространство. Утешало, что днем зенитчикам силуэт «мига» со скошенными крыльями трудно будет спутать с чем-то иным.

Летели на юг. Полтораста километров до Буде прошли меньше чем за четверть часа. Дальше начиналась уже чужая земля. Оттого аэродром в Буде, очень неплохой, построенный еще до войны, использовался лишь как площадка подскока – до него от границы чужая артиллерия могла достать, точные координаты норвежцам были хорошо известны. Хотя сейчас тут базировались штурмовики и одна эскадрилья соседнего, 39-го иап, да еще «ночники» иногда садились.

– Уж лучше бы тут посадили вертушки! – говорил Тимохин, еще неделю назад. – А то, если что, от нас они хрен успеют, с их скоростью как у По-2! И в море здесь лучше не падать – тут водовороты страшнее, чем Мальмстрем, и штормит часто.

Еще недавно пересекать границу строжайше запрещалось. Теперь же станция наведения радировала направление на цель. И тут Саня увидел врага – черные точки в небе, далеко впереди, их было много! И ниже нас – мы идем на восьми тысячах, они где-то на пяти-шести?

После Тимохин изобразит Сане схему этого воздушного сражения: «Учись, салага, тактике, а не только дергать ручку и гашетку жать». А тогда было страшно, даже когда дистанция уменьшилась и можно было разглядеть, что это не истребители, а четырехмоторные бомбардировщики. Вспомнились мемуары какого-то фрица о том, что «мне не страшно было драться с вдвое большим числом английских или русских истребителей, но я молился господу о спасении души, увидев плотный строй летающих крепостей». Но тренированный глаз улавливал отличия – бомбардировщики шли не четкими «коробочками», какие Саня видел на плакате в учебном классе, а рыхлой и растянутой кучей. И это были не В-36 и не В-29, а «ланкастеры». Мы что, уже и с британцами воюем? Или они решили вступиться за своего приятеля короля? И где истребители – такая орда бомберов не может быть без эскорта! А ведь американцы тут есть, и тоже на реактивных, наши говорили, что встречали их в воздухе над нейтральными водами. «Тандерджет», Ф-84 – более опасный противник, чем «шутинг стар», хотя по номинальным характеристикам «мигу» уступает.