Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

– Погодите! У меня к вам просьба…

– Что-то случилось? – Голос его в момент посерьёзнел.

– Мы будем завтра к вечеру, и я хотел вас попросить, чтобы вы…

– «Мы»?

– Ну, в том-то всё и дело. Я не один возвращаюсь. Её зовут Василика. Я хотел вас попросить…

– Понял, можешь не продолжать. Предупрежу твоих, так и быть. Девка-то хоть стоящая? – Он явно улыбался в бороду.

– Не то слово!

– Тогда не волнуйся. Всё передам. А ты там давай поаккуратнее, не балуй.

Он всё-таки повесил трубку, не дожидаясь моего «спасибо». Таков он был во всём: последнее слово всегда должно было оставаться за ним, а если вы ещё в чём-то сомневаетесь, то вы ему не интересны, поскольку сам он уже всё давно понял.

Подстраховавшись таким вот проверенным образом, я вернулся в зал и застал нашу кампанию уже сидящей на двух лавках за большим деревянным столом, вокруг которого суетилась моя недавняя собеседница. Её сестра обслуживала семейство утомлённой дорогой дамы, а также кучера, который по обыкновению людей его профессии устроился в стороне от остальных, за отдельным столиком, рядом с окошком, выходившим во двор, то есть с видом на припаркованный зилот. Я готов был поспорить, что он следит, как местные работники потчуют сеном его лошадей, которым предстояло протащить нас до вечера ещё столько же, если не больше. Моё появление Гордиан встретил взметнувшейся кружкой шипучей сурьи, Василика – милой улыбкой, а Тандри – вопросительным взглядом, сменившимся одобрительным кивком. Дождавшись меня, обе девушки упорхнули мыть руки, а я быстренько сделал заказ и, неожиданно для самого себя, поинтересовался у Гордиана его мнением.

– Относительно чего? – удивился тот.

– Не чего, а кого. Что ты думаешь по поводу Василики?

Он чуть ни подавился, но сделал серьёзное лицо и уточнил:

– Как мужчина или как муж твоей сестры?

– Вообще.

– Так не бывает, дружище. – Он брякнул кружку об стол и хищно оскалился. Зубы у него были на зависть ровные и белые. – Скажи лучше сразу, что ты хочешь от меня услышать? Что я тебе завидую? Безспорно. Что желаю вам долгих лет счастья и так далее? Разумеется.

– Что я не сошёл с ума.

– А, понятно! Тебя гложут сомнения. Гони. Гони их резко и смело, потому что когда на бранном поле твоей жизни, извини за красивые слова, сходятся твои сердце и разум, ты всегда должен становиться на сторону сердца. Даже если твой разум пока Голиаф, а сердце, как его…

– … Давид.

– Именно. Одна беда: сторонних советчиков в этом вопросе у тебя быть не может. Любой из них включит логику и приведёт кучу доводов в пользу того, почему вы с ней никогда не должны быть вместе, а другой – почему просто обязаны. Правоту своего выбора ты можешь почувствовать только сам. И если кто-то скажет, что раз сомнения появились – это верный признак ошибки, не верь. Сомнения – работа ума. А он любит перестраховываться. Он думает, что отвечает за твоё благоденствие. Отчасти это так, но лишь отчасти. Ощущения даны нам для того, чтобы его контролировать. Сам-то ты как считаешь?

– Если честно, со мной такое впервые…

– Видать, всё серьёзно. Мой тебе совет: расслабься и не переживай. И не думай о том, что будет и что скажут какие-нибудь окружающие. Пора, старик, принимать собственные решения и нести за них ответ.

Едва он договорил, как в очередной раз выглянувший в окно кучер вскочил, уронив при этом стул, и с громкой бранью ломанулся на улицу. Опомнившись только в дверях, где его шуба зацепилась за ручку и издала жалобный треск, он повернулся к залу и крикнул:

– Грабят!

Мы все переглянулись. Отец с сыном оказались проворнее остальных. Не выпуская из рук ножей и вилок, они устремились следом за кучером, который уже что-то орал на улице. Я сидел ближе к двери, так что Гордиану пришлось догонять меня. Во дворе стоял мат-перемат, бегали какие-то люди, ржали перепугавшиеся лошади, а сбочку, поближе к дороге, нервно подпрыгивал на козлах знакомой двухколёсной коляски зелёный возница. Её дверца только что захлопнулась за кем-то, и длинныё хлыст с визгом огрел лоснящиеся под солнцем крупы гривастой двойки.

– Уходят! Уходят!

Это кричал муж нашей дамы. Его розовощёкий сын тем временем проявил недюжинную прыть и во мгновение ока оказался верхом на непонятно откуда появившимся скакуне, которого легко пришпорил и погнал догонять уносящуюся прочь коляску. Бедный отец машинально рванулся следом, но не успел достичь ворот, как выдохся и остановился. Я растерялся, не зная, как помочь исчезнувшему за деревьями смельчаку. Чуть не сбив меня с ног, мимо промчались ещё две лошади, неся в сёдлах молодцеватых всадников с вилами наперевес. Оба почему-то были босиком. Зато положительно сказались на состоянии моей совести, позволив отвлечься от погони и переключиться на предполагаемый урон. Я поспешил к нашему зилоту, который по-прежнему благополучно стоял под навесом, причём все четыре животины как ни в чём не бывало переминали челюстями остатки сена. Он лишь чуть выкатился вперёд, что позволяло подобраться к багажному отделению. Сундук был на месте. Приоткрыв крышку, я заглянул внутрь. Мой свёрток лежал прикрытый сумками, которых раньше здесь не было. Вероятно, не стоило поднимать панику, подумал я, вспомнив, что отец с сыном пришли последними, а значит, это их вещи, целые и невредимые. У страха глаза велики. Лишь бы парень не попал в историю. Надо им сказать. На всякий случай я ощупал свёрток и попробовал поднять. Прежняя твёрдая тяжесть успокоила меня окончательно. Подавшись назад, я натолкнулся на Гордиана.

– Кажется, всё на месте. Зря переживали.

– Посторонись-ка.

Мы поменялись местами. Пока он обследовал сундук, я выбрался из-под навеса. Навстречу спешил наш кучер. Я сказал, что вещи как будто на месте. Он вытер кулаком вспотевший лоб и успокаивающе похлопал по морде ближайшую лошадь.

– Я спугнул этих тварей, – вздохнул он, и было непонятно, расстроен он таким открытием или горд. – Надо было чуток выждать, тогда бы точно их поймали.

– Вы догадываетесь, чья это была коляска?

– Если бы! Определённо не из Рару и не из Окибара. Там я всех в лицо и по именам знаю. Надеюсь, ребята их сейчас догонят и приволокут. Такие вещи спускать нельзя. Чёрт!

Последнее относилось к раздавшимся издалека звукам выстрелов. Ситуация отнюдь себя не исчерпала, а стремительно менялась с плохой на очень плохую. Как вы прекрасно понимаете, если дочитали досюда, оружие у нас на острове в порядке вещей. В каждой семье есть что-нибудь, что режет или стреляет. А поскольку все в равном положении, никто никогда в дурных целях этим не пользуется. Станете ли вы нападать на человека с ружьём, зная, что он может запросто ответить вам такой же пулей, только быстрее и точнее? Вот и я о том же. Правда, не только это удерживает моих соплеменников от использования ружей и луков с арбалетами вне рамок промысловой охоты. По уже неоднократно упоминавшемуся мной фолькерулу, если кто в результате разбирательства или по факту будет признан виновным в безпричинном применении оружия против другого человека, его ждёт неминуемая кара, тяжесть которой напрямую зависит от тяжести деяния. Если произошло убийство, виновный будет неминуемо казнён, и никому даже в голову не придётся его пожалеть или за него заступиться. Если жертва пострадала, но выжила, виновного изгонят из рода и лишат всего имущества в пользу жертвы. Вы, вероятно, подумали: куда можно «изгнать» с такого относительно небольшого острова, каким является наша Фрисландия? Ну, во-первых, подобных приговоров, скажем, в мою бытность, выносилось всего раза два. О каких-то я, конечно, могу не знать, но вообще эта мера является чрезвычайной, поэтому изгнанники не питают особых надежд на то, что их куда-нибудь пустят, и, как правило, вынуждены доживать свои дни в лесу. Последнее время они, я думаю, имеют возможность погрузиться на зазевавшийся в порту корабль и тихонько отплыть на новую родину, зная, что здесь вряд ли кто их хватится. В силу всего этого услышать выстрелы среди бела дня вблизи жилья да ещё при описанных выше обстоятельствах было вещью, простите за каламбур, неслыханной.