Ярослав Зуев - Новый Вавилон

— Скажите, Вбокданов, это для ваших тайных опытов вам понадобилось тело того моряка, которого вы не стали сбрасывать в реку с остальными? — спросил я. Помнишь, милая, я не решался расспросить об этом фройлен Штайнер, но теперь разговор сам свернул в подходящее русло…

Эльза Штайнер и доктор Вбокданов обменялись взглядом. Док кивнул.

— Вы имеете в виду товарища Адамова, павшего в ночном бою у острова Эспаньола? Он не был моряком. Он был — чекистом. Большего сказать не имею права, но да, мы с фройлен Эльзой сделаем все от нас зависящее, чтобы товарищ Адамов обрел новую жизнь на новом месте. Это был замечательный человек, большая умница, вдобавок, закаленный марксист, такими борцами нельзя разбрасываться. К сожалению, это все, чем я могу удовлетворить ваше любопытство, Офсет. Повторяю, наша научная работа — засекречена…

Помнится, прочтя свою фамилию, я чуть не выронила тетрадку, в замешательстве вскинув глаза на папу.

— Адамов?! Но не может же быть, чтобы… — я не договорила.

Отец казался потрясенным не меньше меня.

— Чтобы это был мой дедушка? — закончил папа.

— Мы этого не можем знать наверняка, — тихо сказал дядя Жерар. — Думаете, мало в России Адамовых…

— Однофамилец? — спросила я, хоть сама так не думала. — И тоже чекист?

Мишель еле заметно пожал плечами.

— Но ты же говорил, деда расстреляли на полигоне «Коммунарка» в Подмосковье?

— Там расстреляли твою прабабушку Маргариту, — сказал Мишель. — Где и как погиб Артур Адамов, я не знаю. Никто этого не знает. Я же говорил — военная коллегия союзной прокуратуры не стала пересматривать его дело, когда массово реабилитировали жертв стыловских репрессий. Никто не удосужился объяснить нам, почему. Похоже, все, что было связано с Артуром Адамовым, до сих пор составляет государственную тайну…

— Через столько лет?!

Папа молча пожал плечами.

— А вы обратили внимание еще на одну странность, друзья? — подал голос Жорик.

— На какую? — уточнила я.

— По ходу повествования полковник Офсет постоянно перевирает фамилии большевистских лидеров. Например, называет председателя ВЧК Дрезинского Дзержинским, Льва Трольского — каким-то Троцким, и так далее…

— Да, действительно, — согласился Мишель. — Я подумал, это Рита неправильно читает…

— Вот спасибо! — фыркнула я. — По-твоему, мне неизвестна фамилия Дрезинского?! Может, ты забыл, что я учусь на историческом факультете?!

— Получается, полковник Офсет напутал?

— Он, между прочим, тоже не был докером, — напомнила я, обидевшись за сэра Перси.

— Согласен с тобой, принцесса. Смутно представляется, из каких соображений полковника угораздило называть основателя большевистской партии Владимира Ульянова-Вабанка Лениным…

— Ленина — фамилия его матери, — тихо сказал Мишель.

— Точно, — Жорик хлопнул себя по лбу. — Тогда тем более непонятно, что это на сэра Перси нашло…

— Отнесем в загадки, — сухо сказал Мишель.

— Читай, Марго, — попросил Жорик. — Может, нам посчастливится найти ответы у сэра Перси…

С дивана, куда незаметно для нас перебрался Гуру, донеслись раскаты богатырского храпа. Наконец-то Вывих отрубился и теперь пребывал в глубочайшей отключке. В своей Шамбале, именуемой Беловодочьем, подумалось мне, и я попытался усмехнуться. Но, не успел. Товарищ Шпырев, приобняв Генри за плечи, запел очередную революционную песню. Она была еще мрачнее предыдущей…

Вихри враждебные… — повторил я про себя и почувствовал, как трепыхнулось сердце. И не зря. Песня, исполненная под конец того вечера, стала для нас пророческой…

Солнце явилось ко мне поутру на пару с умопомрачительной мигренью. Пожалуй, я чувствовал себя даже хуже, чем накануне за столом. Заставив себя разлепить глаза, я обнаружил, что койка Генри пуста. Мой мальчик куда-то ушел. Превозмогая головную боль, я покосился на иллюминатор. Судя по углу, под каким солнечные лучи падали через него, было около восьми утра. В лучшем случае — половина восьмого. Что сказать, Сара, продирать глаза в столь поздний час — стыд и позор для бывалого путешественника, даже если накануне он сделался жертвой пищевого отравления, стремясь не ударить лицом в грязь перед своими новыми товарищами.

Условно говоря во всех отношениях…

Иллюминатор был нараспашку, пропуская в каюту не одни солнечные лучи, но и свежайший воздух с реки. Кое-как добравшись к проему, я подставил ему лицо, вдыхая его полной грудью. В итоге у меня даже закружилась голова, зато тиски, сдавливавшие виски, немножко ослабли. Почувствовав себя несколько лучше, я выглянул наружу, не позабыв прищурить веки. После полумрака каюты мир за пределами броневых плит сиял так, что было больно смотреть.

Как сразу же выяснилось, «Сверло» еле полз у самого берега, поросшего густым тропическим лесом. Кое-где, на расчищенных от джунглей площадках, виднелись убогие хибары, сколоченные из фанерных щитов. Людей видно не было, за исключением нескольких туземных мальчишек. Неистово размахивая руками, они неслись по песку, не отрывая глаз от миноносца и перекликаясь восторженными воплями. Кто бы сомневался, они никогда прежде не видели такого странного корабля, наверняка он казался им диковинным пришельцем с противоположного края Вселенной. Странником, заблудшим в Амазонию по чистой случайности…

Помахав пацанам рукой, я двинулся к двери, намереваясь отправиться на поиски Генри, когда уловил нарастающий свист. Подсознание распознало его до того, как мозг сподобился сформулировать мысль: в природе нет ни одного живого организма, способного исторгнуть подобный звук. Желудок болезненно сжался, меж лопаток пробежал холодок. Свист резко оборвался, на берегу, там, где только что вприпрыжку неслись мальчишки, полыхнуло. Я машинально зажмурился. И все же успел разглядеть фонтан песка, взметнувшийся вверх и в стороны. Выругался хрипло, метнулся обратно к иллюминатору, во все глаза уставился на уродливую воронку с черными рваными краями, из нее струился сизый дымок. Мальчишки исчезли. Испарились…

— Черт! Черт! Черт! — крикнул я. — Что происходит?!!