Александра Стрельникова - Не буди лихо (Слепой Циклоп) [СИ]

— А как же быть с аристократической гордостью и высокомерием? Сама графиня Орлова ходила на поклон к мужику!

Если Олег и продолжал издеваться, то как-то по инерции. Он был далеко не глуп и по достоинству оценил поступок Александры.

— Чванство более присуще людям неумным, Олег Федорович. Разве вы этого не знали? Или ваше невысокое мнение обо мне оказалось еще ниже, чем я могла предположить?

Иевлев, усмехнувшись, поднял обе руки, давая понять, что сдается.

— Давайте заключим перемирие, Александра Павловна. Тем более что в этом последнем деле наши интересы, похоже, совпадают.

— Я рада, что вы признали хотя бы это.

— А что касается Ивана…

— Что касается чувств Ивана Димитриевича, — ровным бесстрастным голосом поправила его графиня, — то наши цели тоже схожи. Он прекрасный человек, но я была бы рада, если бы ему удалось забыть… то, что он испытывает ко мне.

Иевлев, прищурившись, следил за ее лицом, но не смог прочесть на нем ничего. Абсолютно ничего. Ее волнение выдала лишь небольшая заминка, когда она подыскивала слова, чтобы облечь любовь Ивана в приличные, ничего не значащие выражения. Графиня, как и всегда, полностью держала в узде все свои чувства, какими бы они ни были…

Иевлев уезжал через два дня. За это время он вытянул из сельчан все, что они знали о последних месяцах жизни Наташи Петренко, о ее последней любви, а особо о ее темноволосом статном «предмете». Теперь он почти не сомневался, что Григорий Строев был совсем не тем, за кого выдавал себя — зоркие глаза местных жителей быстро подметили мелкие несоответствия, и теперь, благодаря вмешательству старосты, они охотно выкладывали свои подозрения московскому сыщику.

Последней каплей явился рассказ молодого охотника Петра Иннокентьева, чей старший сынок тоже побывал в той злополучной полынье. Он решил по-своему отблагодарить Ивана Чемесова — подарить ему шкуру огромного медведя-шатуна, которого завалил в прошлом году, а чтобы у барина не было возможности отказаться от объемистого подношения, сам поехал в Воронеж к отбытию поезда. Там-то на перроне ему и показалось, что среди отъезжающих он приметил и Гришку Строева. Правда, одет тот человек был в добротное городское платье и походил теперь скорее на барина, чем на мужика.

Петр решил, что ему померещилось, и не придал этому событию особого значения. Так продолжалось до тех пор, пока он не узнал о гибели Наташи Петренко… Глаз у Иннокентьева был молодой, по-охотничьи зоркий, но даже он не был убежден, что при случае сможет уверенно опознать заезжего «коробейника».

А Иван тем временем маялся в больнице. Он уже совершенно извелся, попав в непривычное для себя, иное течение жизни — медленное, тягучее, словно где-то в зазеркалье, где время ведет себя совсем по-другому. Порой ему казалось, что болеется ему так тяжело во многом именно поэтому. Человек действия, привыкший к насыщенному, изматывающему ритму, постоянному напряжению, неожиданным побудкам, беготне по всему городу, он задыхался в четырех стенах. Более того, в четырех столбах опротивевшей больничной койки.

Определенной живостью отличались только мысли в голове, но и те, похоже, просто бегали по одному и тому же заколдованному кругу. Вновь и вновь он пытался разобраться во всем, что творилось с его жизнью сейчас. Однако мысли об Александре были уж совсем непереносимы, а потому Ивану оставалось только гадать о личности и мотивах преступника.

«Кто же этот человек? Кому я мог так помешать? Ведь для того, чтобы подставить меня, не пожалели даже жизни молодой ни в чем не повинной девушки! Неужели это тот, чьими поисками я тщетно занимаюсь все это время — убийца Василия Орлова? Других громких дел у меня сейчас нет…»

«Сейчас у тебя их вообще нет, господин подследственный!» — противненько пропищал кто-то в его голове, и Чемесов беспокойно заворочался. Неловко перевернувшись на бок, он уютно устроился, подложив под заросшую щетиной щеку левую ладонь. «Совсем опустился! Надо хоть побриться». Взгляд его с отвращением остановился на судне, которое стояло возле кровати — Юрий не разрешал ему вставать даже в туалет.

«Но что же это получается тогда? А получается, что этот мер-рзавец где-то рядом, поблизости. Смотрит, прикидывает, выбирает наиболее удачное для удара время… — Иван поежился — картина, которая представилась ему, была по-настоящему страшной. — А главное, он человек умный, изворотливый, умеющий не только наметить план действий, все продумать, выработать стратегию, а потом строго действовать в соответствии с ней, делая запутанные, понятные только ему одному ходы, но и умеющий рискнуть, быстро и решительно пустившись в авантюру. Его не вычислишь по методам, способам, орудиям и прочей полицейской дребедени».

Иван опять закрутился, на сей раз улегшись на спину и вперив почти не мигающий глаз в потолок. Внезапно зрение его сфокусировалось — в дальнем от окна углу деловито возился длинноногий коричневый в крапинку паучок. Откуда взялся зимой и кого собирался ловить в стерильной белизне больницы этот ловкач?.. «Да… Хитрый, зоркий интриган, соткавший паутину в самом бойком месте, и теперь готовый опутать ею каждого, кто сунется поперек его интересов. Хотелось бы только понять, кто же при этом раскладе Александра Орлова — паук или муха…»

Иван зажмурился так сильно, что перед ним поплыли черные и оранжевые пятна. Из них неожиданно соткалось милое улыбающееся лицо Наташи Петренко. «Бедняжка… А ведь тогда под моим окном она встретилась со своим убийцей! Эх, если бы знать! Дьявольщина! А может, все мои выводы, построенные на том, что убийца графа Орлова и никому не известной деревенской девушки — один и тот же человек, чистое заблуждение? Никто и не собирался подставлять именно тебя, голубчик. Просто ты выронил где-то эту треклятую запонку, потому как был так пьян, что мог потерять и собственные штаны — не заметил бы, а некто случайно нашел ее. И на место убийства подбросил совсем не для того, чтобы подставить тебя, о Циклоп, а просто, чтобы отвести подозрения от собственной нежно любимой персоны!»

В дверь робко постучали, вернув Ивана к опостылевшей реальности. В комнату заглянул Петр Доркашов. Смущенно улыбнувшись, юноша пробормотал.

— Вот, пришел навестить.

Чемесов обрадовался ему, как родному.

— Заходите, заходите. Вы не представляете, как я рад вас видеть! Как продвигается это ваше дело с убитым студентом?

Доркашов устроился на кончике стула, стоявшего у кровати Ивана, и безнадежно махнул рукой.

— Дохлый номер. Единственный свидетель — да и тот пьянь беспробудная. Такую ересь городит!

— Какую же?

— Да уперся! Указывает на человека, на которого — ну никак! И ведь стоит на своем насмерть!