Алиса Климова - Звезда пленительнаго [СИ]

— О чем вы говорите, молодой человек? — насторожился мой собеседник.

— Вы сейчас, насколько я в курсе, занимаетесь разработкой бездымного пороха. И надо взять на него патент — потому что иначе его запатентуют иностранцы и за вашу разработку России придется им платить деньги, покупая у иностранцев патент на ваше изобретение.

— Пусть военное ведомство этим занимается, мне привилегия не нужна — я же не собираюсь заниматься выработкой пороха!

— Я не говорю про привилегию, это дело — просто бесполезное и получать ее — лишь себе нервы портить. А патент — дело иное. Россия, к сожалению, точнее чиновники ее, признают лишь все иностранное — и в частности законы, ими принимаемые, дают иностранцам огромные преимущества: например, все иностранные патенты признаются выше отечественных привилегий. И стоит какому-то пройдохе американскому запатентовать пироколлодий у себя в Америке — они сразу забудут, что разработали его вы. Так что патент я прошу вас оформить не ради даже наживы, а ради России. Чиновники — приходят и уходят, а государство Российское — остается.

— А почему американскому?

— Да какому угодно, но американскому это сделать проще всего. По их законам иностранные патенты не признаются, патентуется лишь то, что новое в самой Америке. Вот нет у них, допустим, лаптей — и можно лапти запатентовать. А потом — предъявлять патентные иски к русским мужикам. Лапти-то они патентовать не будут, понимают что с мужиков наших и взять нечего. А вот ваш пироколлодий… это же миллионы получить можно! Причем — у вас украденные миллионы.

— Но пироколлодий, как вы его назвали, еще не готов…

— Дмитрий Иванович!

Машина довольно резко остановилась, скрипнув тормозами. Дмитрий Иванович обеспокоенно взглянул на дорогу:

— Что то случилось, деточка?

— Извините, господин Менделеев, ничего не случилось. Просто сейчас Саша ругаться будет, я лучше и вправду уши заткну — и Васька полезла в свою сумку.

— Не буду я ругаться, езжай так. Дмитрий Иванович, вы же химик, выдающийся химик, и мне кажется, вы уже представляете, что еще нужно будет сделать чтобы ваш порох был готов к производству. Вот это и патентуйте, давайте я оплачу эти патенты. Если что-то существенно изменится, снова запатентуете. И, чтобы затраты ваши компенсировать, я же сам у вас эти патенты и куплю — чтобы Россия не покупала их у американцев.

— Ну расходы-то я нынче могу себе такие позволить — усмехнулся мой собеседник — я просто с подобной стороны не обдумывал этот вопрос. Но, пожалуй, вы правы. В ноябре, по окончании выставки, вернусь в Петербург и займусь подготовкой бумаг.

— Я вам предложу кое-что получше. В Париж мы едем на неделю, а потом я поеду обратно. Вы за эту неделю подготовьте заявку на патенты, а я, точнее мой инженер, опыт в этом имеющий, оформит заявки в Германии и в Америке. Больше того, я предлагаю патентовать не детали производства, а лишь общею идею получения вещества, сделать так называемые зонтичные патенты. Тогда и иностранцам технологии не раскроем, и Россию защитим от патентного вымогательства.

— Интересно… как вы сказали, зонтичный патент?

Курс патентоведения в моем институте был невелик, но общие представления о патентных хитростях давал неплохое. Вдобавок "прошлый опыт" кое-какие полезные знания оставил: хотя патентами занимались специально подготовленные люди, все же кое-чему и я у них научился. Так что следующие полтора часа, до самого Лейпцига, мы активно обсуждали все эти хитрости и прикидывали, как все оформить таким образом, чтобы получить патенты не раскрывая технологий.

В Лейпциге мы остановились, основательно позавтракали, и отправились дальше. До Касселя за рулем сидел я, а Дмитрий Иванович оживленно беседовал с чемпионкой гонки века. Большей частью — об устройстве автомобиля. Ему очень понравились открывающиеся окна, а уж пепельницы просто привели его в восторг: курил он довольно много и возможность курить на ходу ему очень понравилась. Но и в этом он оставался настоящим ученым-исследователем: про электрический прикуриватель уже мне пришлось дать ему очень подробные пояснения. Правда уже потом — после Касселя, до которого я умудрился доехать за три часа с небольшим, за руль снова села Василиса и я чуть ли не два часа рассказывал Менделееву про хромовые сплавы. Информация о том, что нихром практически не окисляется даже при температуре красного каления, его очень заинтересовала, а когда я рассказал ему про нержавейку, точнее про правило "одной седьмой" (или одной восьмой, не помню я точно!), Дмитрий Иванович "завелся".

Так что мне пришлось ему рассказывать все, что я помнил по поводу "твердых растворов", многокомпонентных кристаллах, электронных орбитах и энергии связи. А Васька, зараза, вовсю пользовалась тем, что на дорогу нам смотреть стало некогда. Тем более, что бензин в Касселе я долил из канистр и специальной нужды останавливаться у нас не возникало. Я действительно лишь случайно, краем глаза, заметил, что мы проехали какой-то довольно крупный город, но осознать, что это было, я смог лишь когда машина снова остановилась напротив какого-то большого ресторана. Это был Дортмунд, и был он час с лишним назад — а стояли мы у ресторана уже в Дюссельдорфе. На часах посередине приборной доски (куда я "воткнул" карманный "Мозер") было шесть часов вечера — чемпионка гонок шпарила по трассе со скоростью за семьдесят километров в час. Хотя даже такая скорость нас совершенно не напрягала, дорога от Лейпцига до Дюссельдорфа была действительно лучшей из того, что я видел в этом времени: это было настоящее шоссе — в том смысле, в котором это слово понималось в эту эпоху, причем шириной дорога была метров семь, вдобавок она была еще и тщательно выровнена.

Посоветовавшись с Дмитрием Ивановичем, мы в ресторан не пошли, а примерно через полкилометра остановились у небольшого кафе, где взяли по чашке кофе и по паре бутербродов. Затем Дмитрий Иванович "погрузился в размышления" (благо в бардачке, среди прочих "нужных мелочей" нашлась и очень приличная авторучка, купленная в Берлине), а я пересел за руль.

Должен сказать, что дорога до Льежа была разве что немного хуже предыдущей, и в город мы въехали чуть позже восьми вечера. Солнце зашло по расписанию, в семь вечера, и Дмитрий Иванович задремал на заднем сиденье. Я же, чтобы веселее было, трепался с Василисой. На гонках-то оказывается они с Африканычем песни пели, чтобы не заснуть! Надо радио что ли поскорее придумать…

О том, что Ваське уже почти шестнадцать лет, я узнал лишь вчера, просматривая газеты с нашими интервью. Ну а теперь она излагала мне детали своей "насыщенной" биографии. И больше всего из всего ее жизнеописания меня поразило то, что за три года немцы из Сарепты заплатили ей восемь с половиной копеек. Да, кормили (тем, что не съедали сами), одевали — в обноски своих детей. Но — не платили, а эти копейки были "подарками" по случаю каких-то их религиозных праздников, когда их бог велел подавать неимущим копеечку. Или полкопеечки.