Макс Мах - Госпожа адмирал [СИ]

— Могут случиться неприятности, — предупредил, уже достигнув поставца. — Великий князь точно взбеленится. О твоих, флотских, и говорить нечего. Кое у кого пар из ушей пойдет.

— Догадываюсь, — в третий раз тяжело вздохнула Лиза.

— Значит, все уже обдумала.

— Десять раз и во всех комбинациях.

— Ну, тогда, излагай свои резоны! — предложил Рощин, возвращаясь с двумя бокалами.

— Нечего излагать, — пожала плечами Лиза. — Тебя не отпустят, это факт. Но мы, Вадим, люди служивые, нам и в любом случае покой может только сниться. Меня призовут, или тебя в бой пошлют…

— А ведь тебе это нравится! — вдруг улыбнулся Рощин. — И как я этого сразу не понял? Ты же их всех уешь одним своим согласием!

— Не стану врать, — призналась Лиза. — Я обиделась! И насрать, права я или нет! Меня оскорбили, разве нет?!

— Тебя оскорбили, — согласился Рощин. — И теперь доктор Рэтлиф дает тебе отличный шанс поквитаться.

— Значит, ты не будешь против?

— Значит, ты уже все решила?

— Нет, — покачала головой Лиза, — в том-то и дело, что ничего я не решила! Но знаешь, Вадим, у них адмиралы носят эполеты. Представь, я в эполетах и вся в золотом шитье!

— Звучит захватывающе!

— А выглядит, верно, еще лучше!

1. Шлиссельбург, Себерия, двадцать третье марта 1933 года

"Вернулась я на родину…"

Вот, черт знает, что! Ведь, если правду сказать, никакая ей это не родина. Ни разу и нигде. Лиза родилась в Ленинграде, в СССР, а это — совсем даже наоборот: Шлиссельбург, Себерия, и далее везде. Но стоило сойти по трапу на потрескавшийся бетон Самсоновского поля, оказалось — все-таки родина. И от этого уже никуда не денешься. Родина — она родина и есть, ни с чем не спутаешь!

— И дым отечества нам сладок и приятен! — сказала вслух, вдыхая сырой воздух Приладожья, пахнущий печным дымом и весной.

— Красивые стихи, — отметил Рощин. — Кто написал?

— А Бог его знает! — пожала плечами Лиза. — Где-то слышала…

Ну, да! Как же! Слышала она! В школе учила. "Горе от ума", называются. Но вот беда, Грибоедов в Себерии попросту не родился. Хотя, может быть, и родился, но стихов не писал? Или родился и писал, но не в Себерии, а в Киеве? Тоже реалистично. Другой мир, другие поэты. Удивлять должно не это, а то, что совпадений, на самом деле, гораздо больше чем различий.

— Не помнишь и не надо, не принципиально! — бросил Рощин и показал рукой куда-то в сторону. — Смотри-ка лучше, какие люди нас встречают!

Лиза посмотрела, и на сердце стало еще лучше, хотя, казалось бы, куда больше-то?! Итак, через край! Но с другой стороны, от Надежды и Клавдии она, допустим, ничего другого и не ожидала. Могла предположить присутствие Полины, если та не на дежурстве. Но Петр и Григорий? Бывший муж и единоутробный изверг? Согласитесь, это уже перебор!

— А ты, оказывается, популярна! — заметила Мария, ей все было внове, и все — незнакомцы. — Или это полковника так встречают?

С Машей Лиза сошлась на удивление хорошо. Словно, всю жизнь ее знала. Со школы, или еще как.

— Да, нет! — улыбнулась, взглянув на новую подругу. — Рощина вон те встречают, моторизованные!

И она кивком показала, кто и где. Там около выстроившихся в ряд трехосных легкобронированных вездеходов "Кокорев-Кирасир" плотной группой стояли офицеры в коротких кожаных куртках на меху, как у авиаторов, и пилотках вместо фуражек.

— Господа пластуны, — прокомментировала Лиза и обернулась к Рощину.

— Ступай, Рощин! — сказала она, предвкушая его реакцию на ее сюрприз. — Пообщайся! Или, знаешь, что, устрой мальчишник! Можно даже с девками!

— Мальчишник? — переспросил озадаченный полковник. — С девками?

— Рощин, ты что, передумал на мне жениться? — подняла она тщательно выщипанную бровь-ниточку.

— А когда свадьба? — переходя на деловой тон, спросил ее "суженый, ряженый".

"А удар-то ты, Вадик, пропустил! Не ожидал такого поворота, разве нет?"

— Через неделю, — строго сообщила Лиза, — считая с сегодняшнего дня.

— Принято, — кивнул Рощин. — Надеюсь, брак церковный?

— Давай, пока обойдемся гражданским, — охладила его пыл Лиза. — Я могу попросить дядю Андрея… То есть, адмирала Борецкого, разумеется. Он хоть и сукин сын, но брак зарегистрировать все еще способен. Адмирал Кондратьев, вот тоже, или Марков…

Как иногда бывает, Лиза сначала ляпнула, подумала потом. И сама себе удивилась. Что именно она имела в виду, упомянув адмиралов Кондратьева и Маркова? То, что они, как и ее двоюродный дедушка, барбосы паршивые и кобели драные, или то, что, являясь адмиралами Флота, имеют право объявить двух разнополых старших офицеров мужем и женой? Но вот про гражданский брак она сказала обдуманно. Имелись у Лизы резоны на этот счет, и достаточно серьезные притом.

— Хорошо, — не стал спорить с ней Рощин, — но с одним условием. Через год, считая с сегодняшнего дня, пойдешь со мною под венец с исполнением всех обрядов.

"Все обряды? Круто замешиваешь, полковник! Но, сказав "А", приходится соглашаться и на "Б".

Впрочем, оставить последнее слово за Рощиным она не могла ни при каких обстоятельствах.

— А если залечу? — прищурилась Лиза, полагавшая, однако, что вряд ли забеременеет, раз до сих пор ни разу не получилось.

— Если залетишь, то раньше! — пожал плечами полковник. — Ублюдков плодить не станем. Согласна?

— По рукам!

— Иди уж! — улыбнулась, все еще "топтавшемуся" подле нее Рощину. — Мы тоже гульнем! Не против?

— Ни в чем себе не отказывай, дорогая! — улыбнулся в ответ полковник.

— Вообще-то, это моя реплика!

— Но я сказал первым!

— Бог с тобой, Рощин! — махнула она рукой. — Бери, не жалко. А мне надо привыкать уступать…

— Тренируйся! — усмехнулся полковник и, отвесив дамам поклон, пошел к сослуживцам.

— Увидимся утром! — крикнул он, оглянувшись. — Не скучай!

— Не дождешься! — крикнула в ответ Лиза, доподлинно зная, что в отношениях с Паганелем, ей, в свое время, именно этого и не хватало.

Легкость, порождаемая равенством, вот как называется это чувство!

— Ну, что, Маша, пойдем-ка и мы что ли! А то, поди, заждались нас уже! Намерзлись бедные!

Полторы сотни метров до "красной линии" она прошла, как манекенщица на подиуме. Легко, стильно, под ритмичное постукивание высоких каблуков. Победительно, как выражались поэты прошлого: ни разу не сомневаясь в себе, своей внешности и замечательной способности сводить с ума всех подряд, не делая различий по полу, возрасту и вероисповеданию. Даже странно было, как мог кто-нибудь ее не любить, тем более, ненавидеть! Но о тех, кто ее терпеть не мог или не хотел, она себе сейчас думать запретила.

"Наслаждайся моментом, милая!" — приказала она себе, и, что характерно, сегодня это получалось у нее без заминки, точно так же, как и с походкой: легко, непринужденно.