Юлия Гордон-Off - Докторица [СИ]

В «Правде» опубликовали открытое письмо женщин Ивановских фабрик, в котором они обращались с вопросом о том, что считают бессмысленным провозглашение международной солидарности женщин и не видят смысла в празднике Восьмого марта. Потому что трудящиеся женщины почти всей Европы сейчас старательно работают на благо гитлеровского режима и их совершенно не заботит то, что своим трудом убивают советских женщин и наших детей руками фашистских солдат. Что они с удовольствием смотрят на то, как на них работают угнанные в рабство советские граждане. И пусть даже они как-то борются за свои равные с мужчинами права, но советских женщин это уже не касается, потому, что в нашей стране равенство уже записано в конституции и стало нормой жизни. И нам сейчас нужно говорить не о равных с мужчинами гражданских правах, а о формировании в нашем народе взаимного уважительного отношения между женщинами и мужчинами, особенно там, где этому препятствуют религиозные догматы, без глупых игр в равенство, которого сама природа не предусмотрела. Это я своими словами изложила, в письме всё было написано гораздо глаже и красивее. Я очень сомневаюсь, что так могли написать простые ткачихи, а вот подписать такое письмо я бы и сама не отказалась. И сразу после письма был напечатан ответ Михаила Ивановича Калинина, что поднятые в письме вопросы будут в кратчайшие сроки всесторонне рассмотрены правительством нашей страны и предприняты соответствующие шаги. Девчонки это очень бурно обсуждали, но, что удивило, гораздо шумнее это обсуждали мужчины. Во многом такая неожиданная постановка вопроса у многих ломала устоявшийся шаблон. И хоть Сталин уже давно объявил об отказе от мировой революции – как нашей первой и главной цели, но большинство ещё продолжали бредить этой идеей, слишком прочно она в мозгах сидела, а тут такой афронт. И что важно, подана она снизу, а не приказом правительства. Гениальный ход, как оценил Сосед, с чем трудно не согласиться. То есть, очень похоже, сработала ещё одна посылка и слова сказанные комиссару. Видимо, скоро будет у нас День Матери, чему осталось порадоваться…

Вот только всё стало не важным и серым в один миг. Меня вызвал к себе Николаев, завёл в кабинет и усадил напротив. К чему я была готова? Ко многому. Кроме того, что услышала… Вернее прочитала во вручённой мне бумаге. Там было написано, что во время тяжёлых боёв на южном фланге фронта был тяжело ранен комиссар батальона Луговых Кондратий Михайлович, бойцы вынесли его на руках, но в лазарете через три дня не приходя в сознание, наш папка умер, о чём в этом письме сослуживцы с прискорбием извещали его дочерей.

Оказывается, звонил Александр Феофанович, он навёл справки и сообщил Николаеву подробности, которые мне сейчас Сергей Николаевич рассказывал. Как батальон фактически оказался на пути прорывающейся потрёпанной немецкой дивизии, численностью почти в два полка с танками и артиллерией. Батальон под командованием своего комиссара принял бой, и не пропустил врага, несмотря на огромные потери и многократное превышение численности противника. Почти двое суток и без того потрёпанный в предыдущих боях батальон держал оборону и дождался подхода наших частей. За беспримерное мужество и стойкость, полк получил звание гвардейского, и представлен к награждению орденом Кутузова. Штабс-капитан Луговых представлен к награждению посмертно. Николаев ещё много подробностей рассказывал, отдал мне письма бойцов батальона и официальное приглашение нам с Верочкой на торжественное вручение полку гвардейского знамени. Но меня это всё словно обтекало и пролетало мимо. Мир словно подёрнулся серой хмарью…

Это Васенька и Верочка были больше мамиными детьми, нет, я люблю нашу мамочку, и она меня любила, но я всегда была папина дочка. И когда я узнала о несчастье с мамой и братиком я горевала, но не так, как сейчас. У меня словно внутри что-то вынули… Сквозь пелену Николаев всунул мне в руку стакан с чем-то прозрачным, я выпила как воду не заметив вкуса, только по отголоску спиртового запаха поняла, что это была водка, скорее всего. У меня даже слёз не было…

Проснулась в темноте и долго не могла понять, где я? Но мне это было не важно, я просто лежала и смотрела в темноту. И больше всего жалела, что так стеснялась раньше говорить папке, как я его люблю и как он мне нужен и дорог. А теперь уже и не сказать никогда… НИКОГДА!.. И в этой жути пустоты в груди я словно висела в темноте пока не пришёл Митрич. Как оказалось, меня после водки сморило, и старшина положил меня спать у себя в кладовке. Он со мной пытался разговаривать, я его слушала, но не слышала. Митрич взял меня за руку и повёл умываться, не дождавшись от меня действий сам умыл меня и потом кормил с ложки горячей кашей, которую я не чувствуя вкуса послушно глотала. А в голове билось: "Как я это Верочке скажу?!" И тихий, утробный ужас, что мне нужно будет ей в глаза смотреть…

В общем, не очень помню, что было дальше, но как-то я очнулась и потихоньку начала шевелиться. Все эти дни Сосед старательно пробивался к моему разуму, что теперь я за Верочку вдвойне отвечаю! Что нужно жить дальше, несмотря ни на что! Что мама с папой бы не хотели, чтобы их дети себя загнобили в скорби! А ещё и с беременностью кажется всё окончательно решено, месячных как не было, так и нет и задержка уже большая. Верочке я ничего не говорила, но она видимо у кого-то сама услышала, вечером перед сном обняла меня и сказала, что уж она то точно меня никогда не бросит. Потом не выдержала и разревелась мне в грудь, так обе зарёванные мы с ней и уснули. Но окончательную точку поставил случайно подслушанный разговор сестрёнки со своей куклой, Верочка серьёзно объясняла ей, что папа за маму и нашего братика – Васеньку отомстил, а теперь ей нужно скорее вырасти, и она обязательно придумает и отомстит фашистам за нашего папу… Может это глупо, но меня это встряхнуло словно ледяной душ. Хожу тут, в свои страдания ушла! А на самом деле играюсь в то, что мне нравится за широкой папкиной спиной. Теперь пришло время долги отдавать и за папу взять плату должна я и так, чтобы у Верочки ни на секунду не возникло сомнений, что долг взыскан сполна. Ведь я старшая и это мой долг и груз на мои плечи! И я не имею никакого права перекладывать его на сестру!

К моменту приезда в командировку на наш фронт комиссара Смирнова я уже практически придумала, что мне теперь делать, осталось только уговорить Александра Феофановича. Он пришёл нас навестить, девочки тактично смотались куда-то, а он выложил гостинцы от Ираиды, кучу приветов, разных слов и пожеланий. А потом, мы с ним присели серьёзно поговорить, пока отправили Верочку позвать к столу девочек…