Юлия Гордон-Off - Самолётиха [СИ]

Вообще, я думала, что смерть на войне должна пахнуть сгоревшим порохом, гарью сгоревшей техники, раскалённой окалиной железа, кровью, наконец. Но я обоняла какой-то резкий и противный запах даже не дерьма, а кислый и гораздо противнее. Я бы ещё думала, но Сосед пояснил, что это запах кишечного содержимого, поэтому мне он и незнаком, а вот он такое в прозекторской нюхал уже. Нюхая и оглядываясь, на всякий случай достала наган, я вышла к дереву, на сук которого напоролся видимо вылетевший из кабины при ударе об дерево немец. Представляю, какой силы должен был быть удар, если тело сломало довольно толстую ветку и на получившийся сук насадилось животом и грудью… Только теперь поняла, что меня так смущало и толкало идти смотреть на место падения. Когда от самолёта вроде бы отлетали разные куски, мне показалось, что мелькнуло тело человека, но всё это происходило мельком и я не могла быть ни в чём уверена, тем более, что меня вот-вот его напарник мог атаковать. Если бы он раскрыл парашют, вопросов бы не осталось, но парашюта не было, вот и свербело непонятное в подсознании…

Смешанное с кровью кишечное содержимое частью стекло по ногам висящего на дереве трупа, частью по стволу дерева почти до земли. Вот тут у меня появились позывы на рвоту, и я вывернула свой желудок под ближайший куст, стало гораздо легче. Немец повис на высоте метров семь-восемь, так что придётся лезть наверх. Вот только осина ставшая последним препятствием в судьбе оккупанта, внизу сантиметров тридцать в поперечнике и почти не имеет нижних ветвей, а из-за натёкшей по её стволу гадости, обхватывать ствол и карабкаться не хочется совершенно. Выручила стоящая рядом матёрая берёза. Между деревьями расстояние не больше метра, вполне смогу дотянуться с берёзы и сдёрнуть тело вниз. Сосед хмыкнул, что если немец был вампиром, то дерево для упокоения он выбрал себе правильно, хотя, если бы был вампиром, от встречи с осиной должен был рассыпаться в прах… Удивляюсь я иногда юмору Соседа. Вот и не противно ему о всяких гадостях говорить?

Отнесла в сторону и сложила под дерево свои парашют и планшет, подумав, вытащила и положила в кучу ещё пакет из штаба. Подпрыгнула, ухватилась за толстую ветку, наступила на тонкую и вскарабкалась на берёзу. Долезла до немца, дотянулась и дёрнула его за куртку или во что он там одет. Фиг вам, Комета Кондратьевна! Труп только вздрыгнул болтающейся рукой и ногами. От запаха снова замутило, но не бросать же начатое. Ухватилась за удобную ветку, упёрлась спиной в берёзу, а подошвой сапога в грудь немца выше дыры и со всей силы толкнула. С треском рвущейся ткани тело соскользнуло, и с противным хлюпом и глухим стуком головы об ствол осины упало вниз. Вот этого мой желудок уже не выдержал и меня начали скрючивать спазмы с противным вкусом желчной горечи во рту, ведь желудок пустой. Чуть не свалилась, но успокоила свою вегетатику и слезла вниз…

Как-то разговаривали с Соседом про книжки о попаданцах и про трофеи в частности. И наверно я с ним во многом согласна. Когда он рассказывал, как многие авторы просто слюной захлёбываются, когда рассказывают, как их герои потрошат трупы и наших и немцев в поисках трофеев, и как они им радуются. Он предложил разделить эти процессы, когда человек просто упивается добычей трофеев и ситуацией, а когда вынужденно приходится пользоваться трофеями. К примеру, сбежал из плена и нужно вооружиться, взять оружие врага и с его помощью защищаться и нападать – это вполне понятный процесс и адекватные действия. Совершенно аналогично на службу ставят захваченную у врага технику и оружие и это делают со стародавних времён. А вот, когда переходят какую-то незримую грань и начинают упиваться добычей трофеев, не брезгуя ничем, в этом есть уже что-то от помоечников. И ведь у тех, кто в помойках копается смысл не в том, что хотят найти что-то нужное и ценное, смысл в том, что это – ХАЛЯВА! В моём понимании – это унизительно и недостойно человека, как попрошайничать, ведь это по сути своей обман, мошенничество такой необычной формы. Если не верите, дайте попрошайке, у которого табличка, что "он есть хочет и голодает" хлеба или пирожок, если много народу не будет, то, скорее всего, он вам скажет много нецензурного и выкинет вашу еду. То есть ему не нужна еда и написано у него про еду и голод враньё, он хочет денег, но не хочет работать! Что это, если не мошенничество? И вообще, трупы обирать – это как-то не этично в моём понимании, как у пьяного по карманам лазить…

Так! Что мне нужно сделать? Разоружить, не должно оружие, где попало валяться. Забрать его документы, которые подтвердят мой рассказ и может, несут в себе какую-либо полезную для командования информацию. Забрать его парашют, мне ведь ещё до штаба добираться, вот и отдам парашют местным жителям за помощь, там качественные и нужные в хозяйстве верёвки и хороший шёлк, им он дороже денег будет. Очки у него новенькие и целые, как-то Иван говорил, что они очень хорошие, он видел у кого-то и так глаза при этом закатывал, вот ему и отдам. До чего же противно у трупа по карманам лазать, а ещё вонь эта. Но вытащила его личные документы из кармана, хорошо, что дыра от сука осины ниже кармана. Сняла планшет с картой и какими-то бумагами, личные документы и очки затолкала в планшет, он большой, больше моего, который тоже засунула к немцу, всё влезло. Кобура с Вальтером судя по надписи на затворной раме, оказалась испачкана, осторожно вынула пистолет и запасную обойму, кобуру брать не стала. Хорошо, что парашют у него сзади висел, не запачкался совсем. Всё, теперь можно на дорогу выходить, тут до неё километр, не больше…

Уже двинувшись к дороге, встрепенулась, что шла я не искать выпавшего немца, о котором не знала, а к месту падения "мессера", а теперь не дошла и свернула, и это не правильно. Пришлось резко менять свои планы, разворачиваться и идти вправо и назад. Благодаря почти безветренной погоде в поисках мне снова помог мой нос. Метров за сто пятьдесят почувствовала запах технической гари, горящий самолёт – это вам не запах от туристского костерка с запекающейся на углях картошкой. На место падения вышла минут через десять. Собственно смотреть там оказалось не на что. Остатки догорающего самолёта ещё чуть чадили. В лесной поросли падающий самолёт проломил себе косой проход длиной метров пятьдесят, в конце которого и коптили его остатки. То, что я вышла на тело лётчика, это невиданная удача, ведь судя по тому, что парашют не раскрыт, его выбросило из разрушающегося самолёта или уже мёртвого или без сознания. Если бы этого не произошло, то сейчас его останки догорали бы в той куче коптящих обломков, на которую я сейчас смотрю. Ещё раз, как когда смотрела на горящего Барбоса, порадовалась, что лес сырой и не начнётся лесной пожар. Всё намеченное я сделала, то, что видела сверху, подтвердила и делать мне здесь больше нечего.