Юлия Гордон-Off - Самолётиха [СИ]

Дома, когда я вручила любимой сестрёнке подписанную фотографию Расковой, я подумала, что у нашей планеты прямо сейчас появится ещё один маленький, но очень громко визжащий очаровательный спутник. Она устроила такой визг, что на шум пришли обе наши хозяйки, которым была продемонстрирована подписанная фотография, но видимо, далека, оказалась известность Расковой от сельского хозяйства Ленинградской области. Хотя они прониклись тем, что человек видимо известный и достойный, если Герой Советского Союза и медали вручала, поэтому сделали на лицах подобающее выражение, покачали головами и даже поцокали языками. Как это исстари умеют делать русские крестьяне, сталкиваясь с барскими причудами, дескать: "Да тешься ты, барин, а от нас не убудет, главное, чтобы плетей не выписал!"… Вообще, меня вызвали в клуб штаба фронта, ничего толком не объяснив, и даже всё знающий Митрич в этот раз прокололся. Так что на награждение я прибыла в своём чёрном лётном комбинезоне и была там белой вороной чёрного цвета и единственной девушкой и представительницей флота. Видимо именно два последних пункта позволили ситуацию спустить на тормозах, и у меня было объяснение, почему я не ношу уже имеющуюся государственную награду. О том, что я сейчас безлошадная, учитывая тему разговора, я Расковой не заикнулась и у неё видимо сложилась уверенность, что я была выдернута в штаб прямо с вылета…

Вообще, три недели с того момента, как я оказалась без самолёта запомнились какой-то постоянной нервной суетой. Пока летала всё было как-то уравновешено и стабильно, у меня было дело и вокруг этого всё строилось, каждый день и час был так или иначе сфокусирован на самолёт, полёты или какие-то сопутствующие вещи. А тут постоянная какая-то дерготня в самые разные стороны и непонятно совершенно, как на это реагировать порой и что ждёт следующим шагом…

В пятницу… Не угадали, не тринадцатого, а второго октября, когда я отсидев ночную смену в радиоцентре и хорошо отработав с двумя корреспондентами, причём первого вообще едва сумела услышать сквозь уже занятый кем-то диапазон, услышала и попросила уйти на запасную частоту, где эфир был чище, но вот слышимость сигнала стала хуже. Вообще, для людей далёких от проблем прохождения радиосигналов, сообщаю, что в разное время на одних и тех же частотах проходимость радиосигнала может меняться самым причудливым образом. В частности, в эфире часто можно услышать так называемые маркеры, когда на какой-то частоте передают установленный сигнал, что зная расположение передатчика позволяет прикинуть проводимость сигнала в этом и близких диапазонах частот. Тогда до таких излишеств ещё не дошли, да и уровень развития аппаратуры был ещё на совершенно другом уровне. Вот и получалось порой, что сигнал принять становилось почти цирковым номером, особенно если приходилось работать с мобильной, то есть слабой, радиостанцией. Но мне удалось вытащить из-за грани восприятия сеанс связи со сложным абонентом, так что смену я сдавала довольная хорошо выполненной мной работой. И так как кроме обязательных радиосеансов я всю ночь просидела на дежурном приёме, то была уставшая и вполне обоснованно собиралась поехать спать… Причём, дежурный приём в радиоцентре отдела гораздо более нервный, чем в своё время высиживала на Ханко. Ведь на Ханко я держала связь со стационарными узлами или кораблями, где стоят достаточно мощные станции, а значит и сигнал у них чёткий и слышен отчётливо. А вот здесь, ведь кроме утверждённого времени сеансов связи у групп в тылу противника могут сложиться самые неожиданные обстоятельства. И они могут выйти на связь почти в любое время, а мощность переносных радиостанций, работающих на батареях несравнима с таковой у кораблей, ведь на кораблях и стационарных узлах кроме мощности ещё и конфигурации антенного хозяйства по всем правилам и с максимальной отдачей для выходного сигнала, чего не сказать в отношении переносной антенны заброшенной грузиком на какую-нибудь ветку. Собственно, ничего особенно нового я не озвучила, просто пояснила, что мне, как радисту на приёме приходится очень старательно вслушиваться в эфир, в котором разных обрывков морзянки и прочих шумов хватает, а мне нужно услышать в этой какофонии слабый сигнал переносной станции и не пропустить его. Кроме этого, здесь на приёме я должна обязательно ещё оценивать такую характеристику, как характер самой передачи и манеру работы знакомого абонента. Ведь наш радист может работать под наведённым на него автоматом и это может выразиться в том, что передача станет нервной и рваной или наоборот слишком медленной, да Бог его знает, как конкретный человек выдаст в эфир изменившееся эмоциональное состояние. Поэтому любые непонятности я обязана отразить на бланке принятой радиограммы и заверить своей подписью. Понимаете, теперь, о чём я говорила, когда упоминала, что дежурство более нервное?…

Накануне перед дежурством мне приснился замечательный сон. Вообще, как я поняла, Сосед мне достался довольно редкого типа, можно было бы его назвать тайным романтиком, такие в его время уже вымерли как мамонты. Не живут такие в условиях погони за наживой, они даже не белые вороны, они раздражающе неуместны и мешают всем, как ненормальный решивший прогуляться по Невскому в середине дня в костюме трёхметрового динозавра с пятиметровым волочащимся хвостом. Никто не будет восхищаться и радоваться за столь креативного человека, скорее будут толкать, пинать и ругаться. Вот и романтики как этот чудак в нелепом костюме в середине людской толчеи несущейся за лишним рублём.

Когда он ещё был молодым и зелёным как три рубля клиническим ординатором (это дословно его собственное определение, хотя почему трёшка зеленая – не знаю, серая она какая-то с буроватым оттенком и пехотинцем, рубль — с шахтёром песчаного оттенка, а пятёрка с лётчиком с небольшой синевой, вот три червонца с Лениным точно красного цвета.) поручили ему вести палату "повышенной комфортности" как это тогда называли, а был девяносто третий или четвёртый год, ну правда кому из серьёзных врачей интересно возиться с каким-нибудь блатным знакомцем и разные консультации и обследования согласовывать. Действительно пациенты были капризные и утомительные в большинстве. Но как-то положили на обследование тогдашнего директора музея-заповедника "Царское Село" и с ним даже подружились, оказался удивительно интересный человек. Но обследование закончилось и его выписали, но перед этим он зачем-то попросил координаты для связи. Ну дал он домашний телефон, уверенный, что это такая форма показать своё внимание, и что бумажку с телефоном выкинут едва выйдя на улицу. Но ситуация развернулась самым неожиданным образом, вы поймите, это ещё почти СССР и многих более поздних возможностей вроде слетать в Париж или Индию ещё нет у большинства, даже взять напрокат вечерние наряды было негде, это самый разгул кооперации, гласности и всеобщего офонарения от того, что можно сдуру наворотить.