Юлия Гордон-Off - Два письма [СИ]

— Где ты услышала? Я такое первый раз слышу!

— В голове наверно! Но я правда не сочиняла!

— Ну, пусть не твоя, но услышала ведь ты и в своей голове! Знаешь, великий русский химик Менделеев свою периодическую таблицу во сне увидел уже готовую целиком, проснулся и скорее её зарисовал, а потом сам же с утра восхищался её стройностью и законченностью. Так что не переживай! У всех это по разному бывает… А это весь текст? Он какой-то незаконченный, словно кусок из середины вырвали, согласна? Подумай! Может ещё слова услышишь…

— Хорошо! Я попробую…

— Обязательно попробуй! А мы даже разучим, и у нас найдётся, кому это спеть. Ведь исполнить произведение, которое у нас в оркестре родилось, это намного лучше, чем может какое-нибудь классическое симфоническое произведение исполнить.

Пока наш руководитель озвучивал свои грандиозные планы, Вероника в другой тональности потихоньку наигрывала… Тут встрял Сосед:

— А что такого, песенка весёлая, и на твой инструмент ложится замечательно. Знаешь, я ещё мелодию вспомнил, как специально под ксилофон придуманную, только она как-то без слов, дай попробую наиграть…

Он перехватил мои руки, только теперь молоточки взял уже правильно, и получилось что-то такое ритмичное и заводное, что ноги сами начали отбивать ритм [8]. Предвидя новый шквал вопросов от начавшей пытаться подыграть Вероники, руководителя и нескольких подошедших ребят, я быстренько отболталась необходимостью готовиться к выпускным экзаменам, а против этой священной коровы выступать не решится никто, выскочила на улицу:

— И что это было?

— Знаешь, я, оказывается, очень люблю музыку. Вот вспомнил, что у меня законченная музыкальная школа по классу фортепиано.

— А зачем ты стал играть совершенно незнакомые произведения, видишь, сколько вопросов возникло?

— Да ладно тебе! Хорошо ведь получилось! Вообще, ксилофон для меня очень необычный инструмент и захотелось его попробовать и почувствовать. Жалко, что он такой неповоротливый и громоздкий.

— Ну не такой уж неповоротливый. И если его убрать в чехол, он очень лёгкий. Даже контрабас больше и тяжелее.

— Ты ещё арфу и пианино вспомни.

— Ну мы же ездим с концертами, и я свой ксилофон сама возила не раз…

— Я понимаю, что ты патриотка своего инструмента. И я не буду убеждать тебя, что свирель самый лучший и компактный инструмент. А вершина компактности "Треугольник", — и Сосед залился весёлым смехом, а я не поняла, это он надо мной издевался или пропустить всё мимо ушей. Но оставить за собой последнее слово – это наше всё:

— Да ну тебя!

— Кстати! Соседка! С этой скакотнёй вокруг писем Сталину, ты о себе ничего толком не рассказала. За тобой должок! И я заметил, что прекрасно слышу тебя, даже если ты не говоришь громко, достаточно совсем тихонечко шёпотом. Может получится, даже если будешь вообще без звука просто беззвучно проговаривать… Попробуем?

— Да нечего мне особенно про себя рассказывать. Только школу заканчиваю…

— Знаешь, это только самовлюблённые дураки думают, что в чужой жизни ничего интересного нет. А мне про тебя всё интересно. Кстати и про твоих родных тоже интересно, это ведь тоже часть твоей жизни…

— Обычно всех больше всего интересует откуда у меня такое имя. Зовут меня Комета Кондратьевна Луговых. Так вот Кометой меня назвал мой дедушка, тогда в городе было голодно и маму на лето отправили в деревню, так она там до моего рождения и прожила. Так что родилась я в Белозерской больнице. А выписывать мне метрику поехал дедушка. Он не очень грамотный, но всей душой поддержал революцию и новую власть. Он как-то услышал, что есть такие звёзды, которые называются "кометы", что они в отличие от других по небу летают и у них даже хвосты есть, а их появление всегда связано с разными потрясениями. Вот он решил, что у "Кометы" один корень с "Коммунизмом" и это такие революционные звёзды, вот меня так и назвал, ведь я у него первая внучка, старше только два внука.

Это ещё хорошо, что Революцией меня не нарекли, видела я девочку, которую родители так назвали. Вообще, имена очень смешные бывают, я не встречала, но рассказывали, что есть девочки Даздрапермы – Да-Здравствует-Первое-Мая и Перконара – Первая-Конная-Армия, или Лагшминальда – Лагерь-Шмидта-на-льдине, вот это правда кошмар. А уж Кимов и Кимок сколько, хотя звучит красиво, даже уже и не вникает никто, как это расшифровывается. Вот так я и стала Метой. А мне вообще нравится даже. Ну а мама у меня женщина правильная, мужчина сказал, значит нечего обсуждать. Папа, когда узнал, сначала за голову схватился, а потом решил из-за такой ерунды с тестем не скандалить. Но с другими детьми он этот вопрос уже не пускал на самотёк. И хоть Васька тоже в Белозёрске родился, имя ему уже готово было, да и с чего бы дед Василий против такого имени у внука возражал, да и я уже вполне в разумном возрасте была, я бы точно встряла, если бы чего не так. Кроме Васьки у меня ещё сестричка Верочка, она старше брата на шесть лет, а младше меня на десять. Была ещё сестричка Зиночка, но я её не помню, она до годика не дожила, мама на её могилку на Смоленское кладбище иногда одна ходит. Она родилась, мне ещё трёх лет не было, так что я её не помню совсем. Потом как-то детишки не получались, но мамина младшая сестрёнка после родов сильно болела, поэтому её дочка почти с рождения у нас жила, мне тогда всего пять лет было, вот уж я с ней навозилась. Настя хорошая девчонка, мы с ней до сих пор как родные, а не двоюродные, но она уже как в школу пошла со своей мамой и бабушкой живёт.

Папа у нас на Балтийском заводе работает и комнату нам от завода дали. Он расточник и бригадир. Кто такой расточник, я не знаю, но от него всегда после работы жжённым железом и машинным маслом пахнет. Его на работе уважают, он говорит, что он – пролетариата самая суть. А ещё он орденоносец, у него орден Знак Почёта. Я его разглядывала много раз, он такой красивый, прямо как маленькая скульптура, как в музее видела барельефы всякие. Папка у меня самый лучший, и я его любимая дочка. Нет, Верочка тоже думает, что это она самая любимая, но я-то знаю. И ко мне отношение особенное было, когда у них никак не получалось маленького родить, я сама сколько раз видела, как мама из-за этого плакала.

Мама у нас чудо-чудное, умница и настоящая русская красавица. Сочетающая в себе одновременно внутреннюю силу и уверенность при абсолютной покорности мужу. Как это у неё получается, не понимаю в принципе. Иногда мне кажется, что она как море, такое большое могучее и спокойное, но вы не видели ещё, что это море может сделать в шторм. И с папой они встретились, когда он после тяжёлого ранения долечивался в Вологде, куда её отправили на курсы учётчиков, она тогда в лесхозе работала. В местном клубе познакомились с выздоравливающими, маленький чернявый бывший артиллерист на неё никакого впечатления поначалу не произвёл. Через несколько дней он пришёл к ней в общежитие, где они жили, сказал, что она теперь будет его женой, они выезжают и ей нужно собираться, потому что он взял направление в Петроградское ФЗУ. По дороге они заехали к маминым родителям, где по всем правилам папа попросил руки их дочери, там же сразу свадьбу сыграли. А через год я родилась. Есть любовь или нет, не знаю, но я бы хотела так же на кого-нибудь смотреть, как родители друг на друга смотрят. Папа Оренбургский и из родных у него остался только брат, как он надеется, но он его как в гражданскую потерял, так и не нашёл до сих пор. А всю остальную семью, родителей, бабушку с дедом, сестёр и ещё одного младшего братика, вырезали пепеляевские каратели проходя через станицу, когда колчаковцы на восток уходили. Так что, как говорит бабушка, папа у меня неправильный примак, если считать, что у него родни нет и он в семью Медведевых пришёл, то он – примак, но не живёт с ними, а увёз семью в город и сам содержит, то вроде и не примак совсем. Бабушка у меня реликт ушедшей эпохи, как смеётся над ней тётя, мамина младшая сестра. Но всё равно, человек она замечательный, и я её очень люблю.