Юлия Гордон-Off - Два письма [СИ]

В первых числах августа, однажды, с самого начала смены ко мне со вторым комплектом радиотелефонов уселся наш капитан Филиппов. Я сначала занервничала, но потом пошла работа и я про него забыла, вспомнила, только когда ткнулась в его руку на соседнем столике, когда по привычке для ответа сменила руку на левую. Но он молча убрал локоть, и я продолжила работать. Просидел со мной до глубокой ночи, даже отпустил меня в столовую, сказав, что подменит на это время, и если будут вызывать, то успеет меня позвать. Вообще, обычно мне ужин приносили на узел в судках из караулки, так Борисович распорядился, от завтрака мне оставляли только хлеб с маслом и сахар, обедала я в столовой, не торопясь и с удовольствием перед заступлением на смену. Чего ему было нужно, я так и не поняла, пока восемнадцатого мне приказом начальника базы не объявили присвоение звания старшины второй статьи, вот же ещё незадача, теперь я должна везде полоску галуна нашивать, но было приятно, а формулировка "за проявленный высокий профессионализм, умение и выучку" почти как в газете звучала. Спасибо Филиппычу! Повезло мне с начальником…

За время на базе я написала по три письма папке и бабушке с мамой, всё-таки я надеялась, что папа маму с малыми из города отправил. Писала, что у меня всё хорошо, что служу, командиры не ругают, чувствую себя хорошо, надеюсь, что у них тоже всё нормально, что очень за них волнуюсь, а за меня можно не волноваться, от фронта я далеко и мне ничто не угрожает. С удовольствием написала, что мне присвоили новое звание и даже переписала формулировку из приказа. Писать где именно и как проходит служба, а так же подробности о своей части и фамилии сослуживцев и командиров было категорически запрещено, а если военная цензура занимающаяся перлюстрацией писем такое найдёт, то можно получить серьёзный втык. Да и смысла им писать такие вещи я не видела, ведь всё равно они никого не знают, про наш полуостров Ханко нигде особенно не говорили, по крайней мере, в сводках Совинформбюро не упоминали вроде. А подавляющее большинство, я думаю, при вопросе было бы уверено, что это на озере Ханка на Дальнем Востоке, где в своё время были стычки с японской Квантунской армией. Своего адреса я не давала, потому что понимала, насколько временно я здесь, да и вся база Ханко целиком. Сосед ничего конкретного с цифрами сказать не мог, только вспоминал ленинградского писателя Дудина, который был вроде бы при обороне и писал про бестолковую эвакуацию, то есть надолго здесь наши войска не задержатся, что на фоне отступления по южному берегу видится вполне закономерным, вот и не давала адреса и поэтому не имела никаких вестей из дома. Как-то вспомнила про статью в Правде про Мухтара, ведь срок прошёл, но Сосед успокоил, что это касалось более поздней и послевоенной информации, так что месяцем раньше или позже мы узнаем, никто не пострадает. По стечению обстоятельств, когда я смотрела в столовой среди газет, номера за двадцать седьмое не оказалось, а в августовских номерах ничего про геройскую собачку не нашла, да и времени на газеты особенно не было. Ну и ладно…

В службу я постепенно можно сказать втянулась, уже наработались какие-то привычки, возникли контакты, не дружба, но некоторые знакомства. И если весь наш связистский мирок был словно некий изолированный аквариум, то мы трое с Борисовичем и Паршиным были аквариумом в аквариуме. Телеграфисты, радио и просто телефонисты, не говоря про машинисток всё-таки общались голосом и слышали своих абонентов, там были слова, то я в эфире работала только позывными и кодами, а все передачи шли зашифрованной белибердой из букв и цифр, и общались мы на узле в основном втроём, но можно ли назвать полноценным общением, если я получив радиограмму и записав её выходные данные в радиожурнал, несла бланк в окошечко каморки шифровальщиков, где отдавала в протянутую из полутьмы руку и шла к себе. Или когда кто-нибудь из шифровальщиков приносили мне шифровку на передачу, что тоже не предполагало лишних слов. Так что человеческого живого общения мне катастрофически не хватало, но общаться было не с кем и не о чём. Просто не было времени, потому что между сменами я фактически только спала, изредка в ущерб сну выкраивая время что-либо постирать и погладить. Вот письма я могла писать прямо на месте, но это тоже не заменит общения, да и кому писать, кроме родителей и бабушки? Мои одноклассники, скорее всего уже разлетелись кто куда, а больше мне и писать то было некому. Ну не Сталину же писать в расчёте, что он ответит в газете…

В общем, всё время на узле для меня прошли как долгий странный сон, который так бойко начался с ареста и особого отдела, а потом я словно влипла в патоку, где смешались дни и ночи, а звуки я стала воспринимать как-то извращённо. Например, один телефонист на коммутаторе почти всегда посылал тональный вызов при соединении тремя нажатиями на рычажок и не задумывался о своём автоматизме, но я каждый раз чётко слышала длинный и два коротких, то есть букву "Дэ", как и доносящиеся с причала гудки, которыми так любят обмениваться моряки на кораблях, для меня звучали буквами и подсознательно злило, если какой-то сигнальщик гудит какую-нибудь абракадабру с точки зрения азбуки Морзе. Я много говорила с Соседом, но чем больше говорила, тем лучше понимала насколько у нас разный мир, даже некоторые его шуточки и реакции требовали подробных объяснений, а уж, сколько пошлостей из него выскакивало, что мне раз за разом заливало краской лицо или было до тошноты противно, а он говорил об этом как о вчерашнем завтраке, не останавливаясь и не задумываясь. И уж точно я не хочу, чтобы мои дети или внуки жили так…

А когда я пожаловалась ему, что это однообразие и скука меня убивают, он очень удивился, сказав, что моя нынешняя служба идеальна для любой женщины, по сути если убрать некоторую чрезмерную нагрузку и посмотреть на режим других девочек, то всё просто идеально. Размеренно и не очень опасно, есть куча мелких дел и забот, но не требуется куда-то перемещаться, перестраиваться, всё установилось и стабильно, но при этом есть настоящее дело и польза. По сути, эта картина почти в точности накладывается на уход за ребёнком и ведение домашнего хозяйства, пусть антураж другой, но принципа это не меняет. После этого разговора я несколько дней ходила и смотрела, и была вынуждена признать, что наверно он прав, ведь такой же размеренный режим на кухне или в госпитале, и это как раз те самые оптимальные для женщин места службы, где они и сами чувствуют себя наиболее комфортно и это мало отличается от того, как целый день обычно заняты мама или бабушка, которые всё время чем-то заняты и что-нибудь всегда делают и никак не могут понять моей способности просто валяться на свежем сене, просто дурея от новых запахов и ощущения полёта, если смотреть на плывущие над головой летние облака. По их объяснениям я бы могла за это же время столько полезного сделать, связать целый носок или начистить таз картошки, или вымести и так чистую веранду, не говоря про то, что натаскать воды и постирать чего-нибудь, вон скатерть в зале запылилась…