Сергей Зеленин - Верховный Главнокомандующий

Крепко пожав руку второму уже в истории России имперскому комиссару (дай Бог, не последнему!), я лично вручил ему только что написанное письмо Военному Министру и ГАУ, разъяснив в чём суть и, в чём его обязанность:

— Вы обязаны проследить, господин штабс-капитан, чтоб всё — что написано в письме, военными чиновниками и промышленниками было исполнено точно и в срок! А теперь ступайте к господину Генеральному Секретарю. Он Вас оформит, выдаст все необходимые документы и более подробно проинструктирует о ваших правах и обязанностях…

Естественно, каждый имперский комиссар, должен обладать соответствующим мандатом — типа того, что уже выдал несколькими днями ранее генерал-майору Красинскому Павлу Валентиновичу отправившемуся с миссией по стрелковке, по оружейным заводам России.

— …Затем в Имперскую Канцелярию — получите первый оклад за месяц, специальное обмундирование и вооружение.

Времени было мало — практически вообще не было, но мы с командой уже даже «разработали» особую форму для имперских комиссаров — кожаная куртка и пистолет «Маузер 96К» в деревянной кобуре. Обычная офицерская кокарда на головном уборе такого официального лица, должна находиться поверх красной звезды… Правда, последним атрибутом, ещё не успели обзавестись.

Уже в дверях:

— Стойте! И, ещё — это неофициально, конечно: наказание для комиссаров, не оправдавших моё доверие одно…

— СМЕРТЬ!!!

Тишина… Вижу, как напряглась его спина:

— Вы не передумали, господин штабс-капитан?

— Нет, Ваше Императорское Величество! Я не передумал.

Даже, как-то дерзко! Что, интересно, из этой моей затеи с «имперскими комиссарами» получится…?

Тем же — после метания гранат вечером, я взял себе моду — уже на закате и после него, прогуливаться по лесу… При моей сидячей царской работе, очень полезно для здоровья!

Ещё вот — нашёл себе, от нечего делать, занятие…

Несколькими последующими вечерами, в вагоне-гараже, я делал апгрейд одному из двух своих «Наганов»… Иногда мне помогал Кегресс или ещё кто-нибудь из шоферов, но чаще я там запирался и работал сам.

…Когда-то очень «давно», в очень далёком «светлом» будущем, я читал книгу про ганфайтеров — самых «быстрых» стрелков на Диком Западе. Имеется в виду скорость выхватывания оружия и произведения первого прицельного выстрела, а не бега — если кто не в курсе. Кстати, речь идёт не только про ковбоев — устраивающих разборки меж собой в салунах, или бандитов — грабящих дилижансы! «Скоростная стрельба из револьвера» — есть один из крайне многочисленных видов стрелкового спорта в современной мне Америке [146].

Многие из них, достигали впечатляющих результатов, технически совершенствуя само оружие — знаменитый «Кольт-Миротворец» и его кобуру.

Вот и я кой-чё, переделал у своего «Нагана»! В частности, один револьвер я носил в кобуре на поясе. Но апгрейдил последнюю так, что при прикосновении к ней — оружие как бы «выскакивало» прямо в руку. Поэкспериментировав изрядно и, достаточно долго потренировавшись, научился одинаково легко и быстро, выхватывать его — как правой, так и левой рукой и стрелять «по-ковбойски» — от бедра.

Второй «наган», я стал носить слева под мышкой в специально пошитой у шорника кожаной кобуре. Над этим, я наиболее поизгалялся: укоротив ствол — как бы не наполовину, спилив скобу спускового крючка и изъяв из конструкции сам спусковой крючок. Всё — ради скорости выхватывания! Стрелять из него, надо «щёлкая» курком — большим пальцем или ладонью свободной руки. Сам же курок, я тоже слегка апгрейдил — изогнув его несколько вверх — чтоб, было удобней «цеплять»…

Таким образом, я сделал себе псевдо-«дерринжер» — оружие для критических ситуаций, пистолет «последнего шанса».

Одним прекрасным днём, пролетая по улицам славного города Могилева на верном «Фюрермобиле», мельком заметил, молодую женщину — пешком идущую по пыльной могилевской улице, с характерного очертания футляром пишущей машинки в руках…

Смешно говорить, но с этим офисным девайсом у меня в «хозяйстве» прямо беда! Конечно, мперский Канцлер обещал подсуетиться, но пока — «воз и, ныне там», а пишущая машинка — одна на все мои расплодившиеся «органы власти». Дело доходило до скандала, пока я не составил «скользящий» график и «Ундервуд» по очереди переезжал из Имперской Канцелярии в Генеральный Секретариат и обратно.

К великому сожалению, его «машинист» таким же железным «здоровьем» не обладал и, вскоре «забастовал» — несмотря на хорошо оплачиваемые сверхурочные. Поэтому, моим секретарям порой приходилось самим печатать… А, этому в своих кадетских училищах, они научены не были и, печатали одним пальцем: как какой-нибудь наш постсоветский «пенс» — поздно получивший доступ к «Инету» и, «под занавес» косящий под охрененного «тролля» в социальных сетях.

Иногда приходилось самому — плюнув на всякую конспирацию, распечатывать документы, удивляя сотрудников скоростью печатания: — я то с компом сравнительно рано подружился… Лет двадцать, практически жил в Интернете и, «тролляка» — ещё тот был! Правда, печатал порою с ошибками: пока привык к этой воистину «стимпанковской» металлической хреновине, да ещё эти долбанные «яти» с «ерами» и, несколько другое расположение знаков на клавиатуре.

Буквы «Ц» и «Э» располагались в самом верхнем «цифровом» ряду справа, в верхнем буквенном ряду на том месте — где «у нас» буква «Ц», размещалось «І», а в среднем ряду — между клавишами «В» и «А», располагалась «Ъ»… Это из-за того, что тогда эта буква использовалась довольно часто — в конце всех слов, заканчивающихся на согласную.

Блин, надо срочно провести реформу русского алфавита и выкинуть из него этот средневековый отстой!

Поэтому, я крикнул Кегрессу:

— Стой, тормози! Сдай назад, Адольф — видишь эту девушку? Догнать и взятть в плен!

Чуть ли не на ходу выскочив, я подбежал, взглянул в лицо и… Онемел!

ВОТ, ЭТО ДА!!!

На меня смотрела моя мечта — секс-символ моего детства, юности, и… Всю «ту» жизнь я искал, да так и не нашёл её — мою Барбару Брыльску из «Иронии судьбы»! Правда, очень-очень молодая — лет двадцати-двадцати двух…

Мы стояли, молчали и одинаково изумлённо смотрели друг на друга. Хотя думаю — внешне я гораздо невозмутимее, чем она выглядел — с возрастом неизбежно учишься хорошо скрывать свои мысли и чувства за маской безразличия. Надо полагать, она была изумлена не меньше — но само-собой не тем, что я напомнил ей Андрея Мягкова или Ипполита Георгиевича… Судя по всему, она мучительно, но не могла вспомнить, где она могла видеть, это — так хорошо знакомое лицо.