Павел Дмитриев - Скрепы нового мира [СИ]

— Справимся без вас, Густав служил санитаром на Западном фронте.

— Она жива?

— Да, — на секунду оторвался от ваты и бинтов седоусый. — Навылет, через легкое.

— Это страшно?

Глупый вопрос повис без ответа.

— Простите, ради бога, — воспользовался заминкой лейтенант. — Верно, они целились в меня.

— Кто?! Кто стрелял?

— Пруссаки, из ратуши, [241] В Баварии насаждение нацизма (а особенно силами СА) очень многими воспринимался именно как пруссинизация – покушение на независимость и самоуправление. — лейтенант упер взгляд в приколотый к моей груди значок НДСАП, недобро дернул щекой, хмыкнул, затем махнул рукой в строну угла: — Полюбуйтесь сами.

Я выглянул за угол; улица, через которую мы с Сашей переходили перед злосчастным выстрелом, упиралась в центральную городскую площадь. На противоположной ее стороне, как раз напротив, метрах в полтораста, красовалась свежевыбеленным фасадом местная гордость – четырехэтажная ратуша. Над ней, на высоко вздернутом в небо флагштоке, развивался красный флаг с черной свастикой в белом круге.

— Verflucht noch mal!!!

Я ухватился рукой за бычий глаз, рванул, вместе с клоком пиджака бросил значок на камни. Ударил каблуком, раз, второй, третий, десятый, пока нарядный металл и эмаль не превратились в бурую мерзкую дрянь.

Бил бы и дальше, да вмешался седоусый Густав:

— Рана тяжелая, нужно в больницу.

— Куда?

— В Мюнхен, — то ли выдохнул, то ли простонал лейтенант.

— Да, — подтвердил Густав.

Холодно, без чувств, как будто… я подскочил к седоусому, схватил его за плечи, пятная кровью с ладоней форменный френч, заглянул в глаза:

— Довезти успею?

— Нет.

— Неужели в этой дыре нет ни одного дельного врача?! — вызверился я. Подождал, не услышав ответа, выдавил уже без всякой надежды: — Хоть дантист, лишь бы помог! Отдам любые деньги!

— За деньги? — задумался лейтенант. — Может старый Йозеф возьмется?

— Еврей, — хмыкнул Густав. — Этот за что хочешь возьмется, знай только плати.

— Далеко? — ухватился я за шанс.

— За речку перебрался…

— Тут и километра не будет!

— Где-то так и есть, — согласился лейтенант. — Михель, Ганс, ищите транспорт… бегом!

— Постойте!

Зачем искать, когда Мерседес стоит рядом? Совместными усилиями мы устроили Сашу на заднем диване. Лейтенант, похоже единственный, кто среди полицейских сохранил хоть какие то отношения с врачом, вызвался показывать дорогу.

Уже через десяток минут мы стучались в неприметную дверь:

— Йозеф, отворяй скорее!

Врач оказался отнюдь не стариком. Невысокий, толстенький, с круглыми линзами очков на круглом лице, он здорового напоминал Бабеля, только не привычного мне улыбающегося, а все время хмурящегося и презрительно кривящего губы. Несмотря на видимое недовольство, распоряжался он быстро, четко и по делу: свою супругу отправил кипятить воду и готовить инструменты, дочь, девчонку лет двенадцати, послал за чистым халатом, лекарствами и спиртовкой. Сам же закатал рукава сорочки и помог уложить Сашу на высокую, зашитую в дерматин койку.

Пощупал пульс, поморщился:

— Где же ее так угораздило?

— Из ратуши стреляли, — неохотно пояснил лейтенант.

— Кретины в коричневых рубашка таки съехали с глузда?!

— Они случайно, полагаю, целились в меня.

— Еще не легче!

— У них свой приказ, у нас свой…

— Звери, как есть звери!

Саша умирает, а они… мне захотелось наброситься на болтливого врача и лейтенанта с кулаками, заставить их, наконец, отбросить глупые разговоры и поскорее действовать, пока еще не поздно, пока бьется пульс, пока есть надежда.

— Герр Йозеф, вы… — начал я с мыслью обвинить врача во всех смертных и обыденных грехах, однако в самый последний момент каким-то чудом сумел сдержать ярость: — …вы сможете ее спасти?

— Все в руках Божьих, — возвел очи горе врач.

— А… меня уже предупредили! — я торопливо вытащил из кармана бумажник, вытряхнул из него все деньги, что там были, верно, около тысячи марок. — Смотрите, у меня есть, чем заплатить! Если будет мало, я принесу еще, столько, сколько попросите. Только умоляю, спасите мою жену!

— О-о-о, сразу чувствуется рука Густава.

— То есть? — удивился я.

— Вы не местный, — злобно фыркнул врач. — Иначе бы знали, что на Пасху я имел наглость отложить операцию его друга, шарфюрера СА, когда ему проломили голову в драке. Мне показалось невежливым отказывать за то, что он нацист и антисемит, и я потребовал деньги вперед. Пока их собирали, друг Густава помер. Таки нужно сказать, он бы все равно помер… зато теперь меня недолюбливает половина города.

— А вторая половина мечтает убить, — вставил лейтенант.

— Пусть так, — пожал плечами врач. — Если человек ненавидит евреев, он таки должен лечится у немцев.

— Вы видите во мне нациста! — догадался я.

Врач многозначительно посмотрел поверх очков на мой коричневый костюм:

— Вашу жену, молодой человек, я прооперирую без всяких условий!

— Бесплатно? — поддразнил лейтенант.

— От денег я не откажусь, — смутился врач. — Как вы знаете, из муниципального госпиталя меня выгнали, они считают, что лучше жить совсем без хирурга, чем с хирургом-евреем.

О! Да он же не дантист, а настоящий хирург! Неужели у моей Саши есть шанс?!

Я вынул из кармана пиджака ручку и чековую книжку, проставил сумму, имя Марты Кирхмайер, на обороте сделал приписку – "выплатить герру Йозефу в случае успешного лечения". Пусть не банковская гарантия, но очень, очень весомый повод постараться.

Протянул врачу результат:

— Тут сто тысяч марок. Они ваши, если моя Марта будет жить.

— Ого, — округлил глаза лейтенант. — Целое состояние!

— Благодарю вас, герр Кирхмайер, — склонил голову в поклоне врач. — Вы необыкновенно щедры. Хотя я сделал бы все возможное для вашей жены в любом случае.

— Спасибо, — поблагодарил врача я.

Простые, спокойные, в чем-то даже обязательные для ситуации слова Йозефа подарили мне надежду. А следующая фраза Йозефа еще более ее укрепила:

— Только одно условие: вы не будете мне мешать. Уходите и приходите завтра. Да смотрите, не вздумайте будить меня на рассвете. Жду вас часов эдак в десять, ни одной минутой раньше.

— Можно мне…

— Нет! Если хотите, я сделаю вам укол морфия. Проспите до завтра, как младенец.

— Как-нибудь обойдусь!

— Вот и чудесно, — герр Йозеф указал мне на дверь. — Прошу вас, герр Кирхмайер!

Грубый металлический скрежет задвигаемого за моей спиной запора как будто перевернул страницу жизни. Вот только что, всего мгновение назад, все мои мысли и мечты вращались исключительно вокруг спасения Александры. Теперь же в моей голове багровой яростью пульсировало одно простое желание: нацист, сделавший роковой выстрел, должен умереть.