Сергей Бутко - Доброволец. На Великой войне [litres]

– Поручик, у нас мало времени. Нужно взлетать.

– Конечно, конечно, – не возражал военлет. – Я и сам с нетерпением жду того момента, когда можно будет опробовать нашего гиганта в деле. Прошу, скорее к нему. Там уже идут последние приготовления.

Процессия двинулась за Юрковым и оказалась перед еще одним самолетом. Мать частная! Это даже не «Муромец», а нечто большее. Неужели передо мной сам «Святогор» [79]? Внешне очень похож. Вопросительно смотрю на Докучаева, но тот торжествующе молчит, как пленный партизан. Мол, предупреждали вас, Михаил Иванович, что «Отряд-М» и его деятельность полны неожиданных открытий. Так чему вы удивляетесь? Ну, сделали на дуксовском заводе единичный экземпляр «Святогора» по рекомендациям из будущего, так что тут такого? За прошедший месяц должны бы уже привыкнуть к преимуществам всезнаек из будущего.

Привыкнуть, говорите? Можно попробовать. Но как я могу привыкнуть к тому, что пока вся наша команда в количестве семи человек грузится на борт «Святогора», Юрков и еще два неизвестных мне пилота суетятся в кабине. Моторы быстро заводятся, а мне достается в качестве огнестрельного оружия лишь казенный «Маузер»? Хотя тоже неплохо. С96 образца 1912 года с деревянной прицепной кобурой и магазином на десять патронов. Учили и из такого «мини-карабина» стрелять. Это оно мне теперь вместо потерянного Мишкой еще в Мазурских озерах рублевского револьвера.

Еще в качестве утешения в наличии имеется подаренный вместо бебута (тот пропал там же, где и револьвер) самсоновский нож [80] Он же медвежий кинжал Самсонова – сверхпрочный охотничий нож, изготовляемый кустарным способом тульским мастером Егором Петровичем Самсоновым с 70-х гг. XIX века до 1930 г. Благодаря своей высокой прочности и надежности эти ножи пользовались популярностью у охотников как в России, так и за рубежом. . Вещь! Хоть и старинная, но зато надежная. В прежние времена ценилась на вес золота среди охотников-медвежатников. Конечно, тут главное, чтобы руки из того места росли, а уж дальше сумеешь управиться…

В это время Докучаев и еще шестеро вояк, чьи лица скрывают черные балаклавы, достают из «секретного» ящика кое-что поинтереснее пистолета и ножа. Вижу очередной невообразимо фантастичный для нынешнего времени новодел, чем-то напоминающий ППД [81]с коробчатым магазином. Ну, ребята! Это уже ни в какие ворота не лезет! Заставляют стрелять из «Наганов», «Маузеров», «Кольтов», «Льюисов» и прочего антикварного старья, к более «современной» технике не подпускают, а она, оказывается, в наличии очень даже имеется!..

Нет, я не гордый, я согласен на медаль. Дайте хотя бы пистолет-карабин системы Фролова, сконструированный под трехлинейный патрон [82]. А что вместо этого? Тьфу!

Я негодую, а сидящему возле меня типу, похоже, все равно. Он сосредоточенно перелистывает блокнот с какими-то записями. Мне удалось мельком увидеть размашистые строчки: «порционные – по 39 коп., жалование за месяц – 90 коп., на табак – 86 коп., за „крест“ – 6 руб., за медаль – 4 руб. 50 коп., фотографии в ателье (за 6 шт.) – 2 руб. 50 коп.». Зачем это ему? Моя бабушка так в девяностые делала, когда в магазинах ценники за ночь менялись – фиксировала перепады, вместе с другими ругая дефолт и тех, кто Союз развалил. У меня, спустя много лет, по этому поводу даже спор возник с Гришкой Поповым. Это мой питерский знакомый, историк-любитель, буквально помешанный на незначительной исторической мелкоте. И важность мелкоты он отстаивал с двойным упорством. «…Возьмем того же Поля, моего коллегу из Франции, – горячо доказывал он мне. – Я как-то спросил его, что более всего ценят сейчас на рынке, торгующем архивными документами, так он ответил не задумываясь: „Если предложить антиквару, к примеру, неопубликованное письмо Наполеона Первого, то можно довольно хорошо заработать, но… Но можно стать гораздо богаче, имея на руках всего лишь приходо-расходную книжку французской хозяйки, матери семейства, с записями ее трат и поступлений за годы с тысяча семьсот восемьдесят девятого по девяносто четвертый. Кто знает, сколько она платила за пучок лука в день взятия Бастилии? Или чего стоила ей кринка молока утром того дня, когда голова Луи Капета [83] Он же король Франции Людовик XVI (1754–1793). После свержения монархии в ходе Великой Французской революции республиканские власти лишили его титула короля и дали фамилию Капет. упала в корзину? Как вознаграждала она в год падения Робеспьера прислугу за мытье полов и набивку нового матраса? Вот главные, неизвестные пока нам сокровища…“

И прав Поль. Тысячекратно прав. Ибо неизданные письма Наполеона бережно хранят, а приходные книжки сжигают в печке, как ненужную макулатуру, даже не догадываясь, что настоящая драгоценность для историка и исследователя эпохи именно они…»

Так убеждал меня Гриша. Но теперь Гриша невообразимо далеко, а кругом лишь зеленые стены с иллюминаторами, шум двигателей, совершенно уничтожающий любую возможность поговорить, и нудный, многочасовой полет, который приходится преодолевать, сидя на неудобных лавках. Не представляю себе, какие топливные баки этому «Святогору» приделали, но летим мы долго. Наконец, вернувшийся из кабины Докучаев показал всем растопыренную пятерню: пять минут до высадки. Но это не мне. У меня задача простая: сидеть в салоне самолета, вместе с экипажем пересечь линию фронта, добраться до места десантирования диверсионной группы Докучаева (решили-таки «форточники» дерзко выкрасть Бакунина), затем развернуться, приземлиться в заданном квадрате и ждать возвращения группы, чем я и пилоты будем заниматься.

Господи! Какой чудовищно холодный ветер ворвался в салон, едва двери открылись и наши «десантники» приготовились к прыжку! И это еще хорошо, что я одет в теплую куртку. Докучаеву с остальными парашютистами приходится несладко: ветер начинает сбивать их с ног уже на подходе к двери, пытается вытолкнуть обратно.

Я тихонько напеваю, а у самого на душе кошки скребут. Не подумайте, что от обиды на начальство. Если решило оно, что добывать Бакунина-второго должны профессионалы, то пусть и добывают. Спору нет. Просто дурное предчувствие у меня от всей этой затеи. Началась она, может быть, и хорошо, но вот как закончится? Подробно во все детали операции меня не посвятили. И теперь только и остается, что наблюдать, как Юрков, с трудом закрывший дверь, вернулся в кабину и вскоре взял обратный курс.

Минуты через две самолет тряхнуло. Должно быть, воздушная яма… И еще одна… И еще… Не много ли их? Похоже, что мои опасения начинают сбываться и мы действительно попали в очередную заварушку, исход которой пока никому не известен.