Комбат Найтов - Жернова Победы: Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево [сборник litres]

– О чем задумались, товарищ адмирал флота? – послышался голос главкома.

Жуков кратко рассказал о своих мыслях.

– Кто о чем, а вшивый все о бане! – вставил Сталин. – Но мыслите вы в правильном направлении, товарищ Жуков! Необходимо обживать эти места. Народ у вас здесь замечательный!

Сталин указал рукой на чуть подвыпивших судостроителей, которые налегали на еду и напитки, по большей части принесенные с собой. Было довольно шумно, потом и вообще завели песни. Сталин много подливал Жукову. За одним столом они сидели впервые, и Сталин решил подпоить Владимира Николаевича. «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке!» – гласит народная мудрость. Затем, оставив собравшихся за общим столом, руководство перешло в адмиральский салон. Здесь уже хозяйничали люди Власика. Стол был гораздо богаче, где-то в третьем часу ночи Сталин отсадил Жукова на диван и сам сел рядом. Продолжил разговор с ним о Хрущеве.

– Меня интересует ваше мнение о наших руководителях в Москве. Вы у нас бываете редко, а со стороны гораздо виднее. Опыта вам не занимать, а работа в тесном коллективе имеет свои психологические особенности.

Жуков понял, что Сталин хочет узнать и о ком должна пойти речь: ближайшее окружение вождя. Сославшись на то, что довольно слабо знаком со многими, он дал психологическую оценку Берия, Булганину, Ворошилову, Кагановичу, Маленкову, Первухину и Сабурову, особо выделив троих из них: Берия, Хрущева и Кагановича.

– Почему эти?

– Хрущев не простит вам никогда смерти сына, Каганович – смерти брата и отказа от создания в Крыму Еврейской АО, а Берия – единственный человек, который может устранить генерала Власика. Плюс он считает этих двоих «недоумками» и думает, что он всех их «переиграет», но врагов у него слишком много. Хрущеву ничего не стоит затем устранить и самого Берия, найдя общий язык с командованием Советской армии. «Трофейные скандалы» не пошли на пользу МВД и МГБ, тем более что «своих», типа Серова, МГБ надежно «прикрыло».

– Что с Поповым?

– Он выехал на родину, в Сибирь. За ним вылетели, доставят в Москву.

– Тоже прилетайте, товарищ Жуков. – Он повернулся и рукой поманил Власика, что-то сказал ему. Затем сказал уже Жукову: – А пить флотские умеют! – и показал на присутствующих, где, кроме группы адмиралов, все были изрядно навеселе.

Через несколько минут Сталин вышел из кают-компании в сопровождении Власика и еще трех человек. Через полчаса его поезд тронулся в сторону Москвы.

Попова нашли в тайге под Свирском на Ангаре. Он устроился в старательную артель. Старенький биплан МБР-4 прилетел за ним и плюхнулся на воду в 12 километрах от места базирования артели. Попов вначале заупрямился:

– Я – матрос запаса! Мне все это на фиг не надо!

Лейтенант Колчин, адъютант командующего, которого Попов хорошо знал, передал ему письмо Жукова.

– Командир просит приехать, Иван Петрович.

Иван почесал довольно длинную бороду, которую он отпустил, чтобы перестать быть похожим на Героя Советского Союза капитана 1-го ранга Попова, командира К-56.

– Ну, если так…

Письмо он открыл только в воздухе. Старенькая «итальянка» еще один раз села на воду: летчики что-то подкрутили в двигателе, он перестал чихать, и сели они уже в Иркутске. Там «сидел» Си-47 командующего, на нем и вылетели в Москву. Одет Попов был по-походному: черный ватник, косоворотка, черные вельветовые брюки, заправленные в кирзовые армейские сапоги. Застеснялся он уже в Москве, когда выяснилось, куда они едут.

Попов доложил Сталину, что у него в Тромсё была девушка, Аннет. Неженатый Попов собирался жениться на ней, она была беременна от него. Проверяющий полковник Саватеев предложил ему сделку: он подписывает «закладную» на Жукова, где тот обвиняется в шпионаже в пользу Великобритании, и они «закрывают» дело на него, и его только отправляют на Тихий океан. В ответ «проверяющий» получил по морде.

– Почему мне не доложили, Иван Петрович! Я же вас спрашивал: «За что?»

– Если бы вы за меня вступились, товарищ адмирал, все бы это повесили на вас. Они же про все знали: и про то, что вы не допустили меня в 42-м к самостоятельному управлению, и про то, как вы говорили мне, что командир, не умеющий пользоваться планшетом, локатором и гидролокатором, вам не нужен. И про то, как я неделю сдавал задачи и зачеты вам. Они кричали: «Он же унизил тебя! Он сам учился на курс младше!» Они «рыли» под вас. Я им был нужен, как зацепка. В общем, не выдержал я, командир, ударил. А рука у меня тяжелая. А когда дошло, что натворил, решил взять все на себя. Я ведь не обиделся тогда, в 42-м. Просто понял, что мне еще, как командиру, расти и расти, чтобы догнать вас, товарищ адмирал. Извините, товарищ Сталин, надо было это сказать командиру сейчас. Лучше поздно, чем никогда.

Сталин выслушал Попова, походил по кабинету.

– А девушка ваша где?

– Не знаю, товарищ Сталин. И что с ребенком стало, не знаю.

– Отправьте капитана 1-го ранга Попова в Тромсё, товарищ Жуков! Пусть разберется с семейными делами.

– Есть, товарищ Сталин.

Михаила Афанасьевича Кустова на флот вернуть не удалось. Его отправили на Камчатку строить новую базу «Рыбачью» в бухте Крашенинникова. Встретиться с ним Жукову не удалось. Но после этих событий у него резко прибавилось «общественной работы». Сталин высказал ряд претензий к Жукову, который с головой ушел в создание нового флота, в том плане, что он упустил работу с «нефлотскими» товарищами, с трудящимися Мурманской области, с обкомом партии.

– Мне требуются активные коммунисты, способные выполнять как обычную, так и партийную работу. Тебе необходимо подтянуть это направление. Я понимаю, что времени, кажется, нет ни на что более, тем не менее необходимо выделить его и на эту сторону нашей жизни.

– Я привык, что у меня толковые заместители по политической части, товарищ Сталин, и редко вмешиваюсь в эту работу.

– Нет надобности исполнять их работу, но требуется научиться их контролировать, направлять их деятельность в нужное русло, а для этого необходимо быть в курсе того, что происходит и в области, и в обкоме, в стране и в партии в целом. Понял!

– Так точно!

– Действуй!

На очередной партконференции Мурманского обкома его избрали членом бюро обкома партии, через некоторое время избрали депутатом Верховного Совета СССР Третьего созыва.

До этого Владимир мало сталкивался с этими вопросами. Он контактировал со Старостиным по телефону, от флота в обкоме «сидел» Николаев, профессиональный «комиссар». Честно говоря, Жуков мало подходил для такой работы: впрягаться еще и в дебри береговой жизни, когда хватало выше крыши собственных обязанностей, было и утомительно, и не интересно, но, получив приказ, отвечают «есть!» и исполняют его. Третьего не дано. По перестановкам, происходившим в партаппарате, было заметно, что Сталин начал отдавать предпочтение промышленникам и военным, проявившим себя в Великую Отечественную и в послевоенные годы. В ноябре 1950 года во время испытаний РДС-6с произошла авария с большим выбросом радиоактивного тритерида лития. Пострадала приемная комиссия во главе с Берия, Кагановичем и Хрущевым. Многие получили серьезные дозы облучения. В результате в начале 51-го года, образовалось три вакансии в Политбюро ЦК КПСС. Расследование показало, что под крышкой находилось неизвестное взрывное устройство. Был обвинен конструктор РДС-6с Сахаров, который был среди пострадавших, но у него было алиби. Других виновных не нашли. В комиссии оказались председатель «комитета 1» Малышев, секретари ЦК Брежнев и Суслов. Все трое умерли через четыре года от лучевой болезни. Испытания РДС-6с успешно провели через полгода. Жуков не ожидал такого развития событий, считал, что последует обычная для конца тридцатых годов процедура арестов и судов, но Сталин не стал устраивать «комедии». Все были награждены, посмертно, установлены бюсты на родине Героев. Страна торжественно похоронила погибших «кузнецов ядерного щита». О «диверсии» никто не вспоминал, речь везде шла только о крупной аварии.