Александр Афанасьев - Врата скорби. Повелители огня [litres]

Федорцов довел свой личный счет до пятидесяти семи. Как бы все не повернулось – пятьдесят семь боевиков уже не уйдут в горы, чтобы ждать нового подходящего момента.

Сейчас он смотрел через прицел на танк, ползущий к перекрестку, с группой укрывающихся за ними морских пехотинцев, у одного из которых был ранцевый огнемет. По его прикидкам – их обязательно должны были атаковать, потому что если танк закрепится на перекрестке и начнет его простреливать – морские пехотинцы получат возможность продвинуться вперед больше чем на сто метров и оседлать перекресток. После чего – снабжение боевиков, в немалом количестве засевших в домах – будет затруднено, и рано или поздно – они отступят.

Конечно, не так просто подбить танк. Но это настоящий танк. Настоящий танк – имеет пушку калибра восемьдесят пять или сто семь миллиметров, и тяжелую броню. Танк морской пехоты имеет главным калибром миномет, калибра восемьдесят два миллиметра и броню, борта которой держат только бронебойную пулю трехлинейки. А все, что сверху – уже нет. И других танков уже тоже нет.

Было тяжело дышать. Несмотря на то, что в Адене почти нет дерева – все равно что-то горело. Тяжелый, черный, солярный дым. Аэропорт – был справа, он его не видел – но видел алые трассы, несущиеся в сторону гор. Нормальной артиллерии тоже не было и для работы по целям на склонах гор использовали зенитки.

Хотя нет, нормальная была – на кораблях. Сейчас она молчала.

Как только танк попытаются подбить – он вступит в игру. И пополнит свой счет.

Он не испытывал ни ужаса от того, что делал, ни страха за свою жизнь. Он уже перерос все это. Значение – теперь имел только счет, и те, кто сделал из севастопольского пацана машину для убийства, теперь расплачивались сполна…

Нападение – началось как всегда неожиданно. Серая полоса дыма, вспышка! Танк остановился, он не загорелся – но не стрелял, и видно было, что поврежден. Из домов справа – ударили выстрелы, прижимая морских пехотинцев.

Видно плохо.

Он увидел, как кто-то перебегает дорогу.

Этот пусть бежит. Этого он не тронет. Первого он никогда не трогает. И это не дань уважения его храбрости, все проще. Просто первым – всегда пускают того, кто ниже всех в иерархии банды. Как приманку для возможного снайпера. Он уже выучил это и на приманку больше не ловится, ему надо, чтобы первый дал сигнал, что путь безопасен.

Платок. Похоже, сигнал дан.

А вот и второй. Тот, кто поверил, что путь безопасен. Бежит, выкладывается. Опрометчивое решение. Выстрел… и человек… хотя какой человек, нет среди этих людей – падает у самого спасительного провала в стене.

Один.

Из провала тянутся руки, кто-то пытается затащить упавшего внутрь. Он успевает передернуть затвор – и стреляет вновь. Это его тактика – он старался подстрелить ублюдка, когда-то был почти у самой цели. Кто-то – попытается прийти на помощь, решит, что успеет… нет, не успеет. Еще один – валится как подрубленный, и он видит, как слетает с простреленной головы чалма.

Два.

Еще один перебегает дорогу – и падает за два шага до первого.

Три.

Морские пехотинцы, видимо поняв, что на их стороне снайпер – активизируются. Кто-то начинает стрелять из пулемета, кто-то – пытается помочь танкистам.

Уже двое – бегут через дорогу, один – несет что-то, похожее на водопроводную трубу. Они уже знают, что это…

Базука.

Четыре.

Пятый – пытается помочь тем, кто внутри – затащить тело первого внутрь. Но так они – только мешают друг другу. Тормозят действия друг друга.

Пять.

Шестой в стволе, последний – дальше надо перезаряжать, причем по одному патрону – винтовка то старого образца. Больше не надо – но свое он возьмет. И тут – он видит удивительную картину. Из пролома – выскакивает бандит и куда-то стреляет… но в то же время укрыться не пытается. У него винтовка… нет, кавалерийский карабин, и он дергает затвор и стреляет. Смертник видимо, обдолбанный…

Шесть…

Его доля в этой смертельной игре, ставкой в которой – являются жизни.

Из кармашка – он достает по одному гладкие, блестящие патроны и дозаряжает винтовку. В желудке сосет от голода, но идти обратно не время – есть такое ощущение, что шансы еще будут. И он еще пополнит свой счет.

Интересно, почему они пытались так вытащить тело этого, первого. Может, это был амир? А впрочем… какая разница.

В этом хаосе, кровавом, безумном хаосе, уже погубившем тысячи душ – какой-то порядок еще существовал.

Несколько человек – один тащил на плече что-то навроде ковра, несколько – прикрывали его – добрались к северным пригородам Адена лишь к вечеру. У них был мотоцикл – но он сломался по дороге и последнюю ее часть – пришлось проделать пешком.

Это был район дорогих вилл. Безошибочно найдя нужную – они постучали в окованную железом дверь.

Дверь открылась. Из двери на них – глянул толстый ствол дробовика.

– Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед Пророк Его – сказал тот, кто нес ковер.

Боевик – отступил в сторону.

Во дворике виллы – был полный порядок. Справа в тени невысоких деревьев – были расстелены модельные коврики, но их хозяев не было видно. Чуть дальше, у самой стены – в мешке валялось самое разное золото, некоторые чистое, некоторое – с бурыми ошметками мяса. И его – никто не брал. Здесь грабили – но воевали не за золото…

Боевики прошли в дом. Там, в комнате, в которой из обстановки был только ковер – молился пожилой, благообразный человек. Он молился в направлении Мекки, кибла [53] Кибла – специальная метка на стене, показывающая направление на Мекку. Можно увидеть в любом восточном городе. была нанесена на стене черным мазком угля.

Это был шейх – духовный лидер местной салафитской общины.

Боевики почтительно остановились, чтоб не мешать старику, совершающему намаз. Тот, кто нес на плече ковер – не снял его, хотя ноша была тяжела.

Наконец старик – а это был шейх Рашани – закончил намаз, повернулся к вошедшим.

– Какую ты принес весть, Рахман?

– Дурную, шейх… – сказал боевик.

– С нами не произойдет ничего, что не уготовано нам самим Аллахом, и если и произошло что дурное – значит, Аллах так пожелал.

– Омен.

– Скажи же мне свою весть.

Вместо ответа – боевик наклонился, сложил ковер. Резко катнул его, разворачивая, он покатился, и… перед шейхом оказалось тело. Тело молодого человека, правый глаз которого представлял собой кровавую язву. Удивительно, но оставшаяся часть его лица сохранилась, и был заметен контраст между уродством раны и тонкими, почти девичьими чертами лица молодого человека. Аллах, создавая его – щедро зачерпнул из мешка с красотой…

– Твой внук, уважаемый шейх, стал шахидом на пути Аллаха – сказал боевик – мы принесли тебе тело в знак уважения.