Сергей Ким - 2018: Далёкое Отечество

Жрица вновь зевнула так, что Вяземский себе едва челюсть не свернул, пытаясь не зевнуть в ответ, и явно вознамерилась продолжить свою спячку.

— Эрин.

— У?

— Ты ещё долго так дрыхнуть будешь?

— Сергей, открою секрет — бить таких врагов не очень-то просто даже для великой меня, — проворчала апостол, ёрзая на сиденье. — По-хорошему мне бы сейчас хорошенько вымыться… съесть два… нет три фунта шоколада и…

— Выпить какао с чаем в горячей ванне, блин, — произнёс майор. — Знаешь, сколько к тебе вопросов?

— Много, — жрица блаженно зажмурилась.

— А отвечать на них ты собираешься?

— Неа. Пока что.

— Ну и как это называется?

— Хм, — Эрин открыла один глаз. — Держать интригу?

— Хм, — передразнил её Вяземский. — И зачем же?

— Сергей, ну ей же ей, — снисходительно произнесла жрица. — Вот кем бы я была, если бы не использовала такой момент? Уж точно не собой. На моей текущей версии сигны за номером 12 703 стоило бы выбить пурпурным на чёрном — «Справедливость. Эффектность. Величие».

— Забыла ещё «шоколад».

— Неа, девиз должен быть трёхсложным, ибо четырёхсложный полагается императорам Новорима, а у апостолов-то статус повыше будет… Я бы просто вместо гербового поля нарисовала плитку шоколада.

— Твоё пристрастие к сладкому весьма ненатурально, но при этом, безусловно, комично…

— Это у меня-то пристрастие к сладкому ненатурально?! — Эрин аж окончательно проснулась от возмущения. — Да я бы посмотрела на тебя, Вяземский, если бы у тебя из сладкого был только мёд! МЁД! Только мёд и весь мёд! Имперцы обожают всё острое и солёное, а я желаю сладкого, ибо сладкое — компактный и богатый энергией продукт!

— «Значение сахаров для бессмертных апостолов», ну-ну.

— Зря ёрничаешь. Ме-та-бо-лизм у нас в целом вполне человеческий — мы спим, кушаем, чихаем, у апостолов по венам бежит кровь, бьётся сердце и текут слёзы, — Эрин невинно похлопала ресницами. — Даже детей можем рожать.

— И много ли у тебя отпрысков? — не удержавшись, задал в общем-то бестактный вопрос Сергей.

— Три?.. Пять?.. — жрица преувеличенно серьёзно начала загибать пальцы. — А! Двадцать четыре племени на Закатном континенте. Или всё-таки двадцать пять?..

Вяземский похлопал по карманам разгрузки и выудил пистолетную гильзу.

— Твоя?

— Всё-таки нашёл? Эх… — девушка недовольно цокнула языком. — Я была неосторожна. Экая оплошность…

— Значит, у тебя есть пистолет?

— Значит — есть.

— Покажешь?

Эрин жестом опытного фокусника вытащила из складок платья небольшой пистолет, по виду — «Вальтер ППК».

— Дать подержать не могу — уж извини, — произнесла апостол, убирая оружие обратно. — Сам понимаешь — артефакт опасный, но крайне простой. Это моё копьё не всякий даже поднимет, а пистолет применит даже ребёнок. Так что тут на всякий случай куча проклятий наложена, чтобы чужой не смог воспользоваться.

— Разумно, — согласился Сергей. — Почти как у нас с распознаванием владельца по ДНК… И раз ты теперь окончательно проснулась, то может быть всё-таки расскажешь что-нибудь об анклаве?

— Сам увидишь, — хитро улыбнулась жрица.

— Ну, а всё-таки?

— А что рассказывать-то, собственно? Военных секретов не выдам — уж извини, слухи и сплетни тоже не расскажу — новых ещё не слышала. В остальном же… Люди как люди. Не лучше и не хуже чем вы. Просто живут, стараясь жить по совести…

Эрин внимательно посмотрела на Сергея.

— А почему вы так настойчиво их ищете?

— Информация, — пожал плечами разведчик. — Они живут в этом мире больше полувека, они говорят на нашем языке, должны придерживаться нашей научной теории…

— Это-то понятно, — отмахнулась апостол. — Но ведь этим всё не ограничивается, верно? У вас же вечно за внешней рациональностью стоит какой-нибудь спонтанный эмоциональный порыв. Вы ищите анклав явно не затем, чтобы уничтожить как адептов враждебной идеи — это я уже поняла. Ненависти в вас вообще на удивление немного…

— А чего же в нас тогда много? — поинтересовался Вяземский.

Эрин на мгновение задумалась.

— Равнодушия. Вы слишком спокойно относитесь слишком ко многому.

— Мы называем это пофигизмом.

— А я называю это равнодушием, — рубанула воздух рукой девушка. — Вы против рабства, но спокойно смотрите на рабов не вашего народа. Вы против смертной казни, но спокойно смотрите как казнят других. Вы не одобряете и не осуждаете.

— А кто мы такие, чтобы осуждать или одобрять? — парировал Сергей. — Это земля и законы Нового Рима. Он не лезет со своими правилами к нам, мы не лезем к нему. У каждого есть право… совершать свои собственные ошибки и проступки. И каждый должен сам за них расплачиваться. Нельзя насильно тащить в светлое будущее, спасать того, кто сам не хочет спасаться и так далее. Чтобы что-то ценить — ты должен сделать это сам.

— Для записных гуманистов вы бываете на удивление циничны, — слегка прищурилась Эрин. — Впрочем… Возможно, я поторопилась называть вас равнодушными. Быть может, вы просто слишком многое повидали? Не ты лично, разумеется, не каждый из вас по отдельности, а весь народ.

— Может быть, — пожал плечами майор. — Хотя, мы, вообще-то, довольно старый народ…

— О, я знаю земную историю по двадцатый век включительно, — улыбнулась девушка. — Ну хотя бы в общих чертах. А также я знаю, что человеческие государства редко когда существуют больше трёхсот-четырёхсот лет и редко когда угасшая империя может пробудиться вновь.

— Однако моя страна такое делала не то чтобы часто — постоянно.

— Знаешь легенду о фениксе? Я когда-то предлагала Корнелиям, так сказать, «поджечь» римского орла на их сигне — было бы очень даже символично, — хихикнула Эрин. — Ведь Новый Рим раз за разом возрождался из пепла словно феникс. И имперцы почти за две тысячи лет так и не растеряли задор молодой и злой империи… Точнее они его регулярно теряли, становились у края пропасти, сжигали себя и возрождались. Может быть, у вас с Новоримом одна судьба на двоих?

— Ты плодишь вопросы, но не даёшь ответы, — заметил Сергей. — Возвращаясь чуть назад — если ты не увидела в нас ненависти, то что же ты тогда увидела? Кроме равнодушия.

Эрин серьёзно посмотрела на разведчика.

— Вину. Я увидела вину. Такая, знаешь, что бывает у детей, которые некогда бросили или отреклись от своих родителей. И за долгие годы уже как бы и смирившиеся с этим грехом… Но однажды узнавшие, что оказывается ещё не поздно… Нет, не исправить ошибки — их ведь нельзя ни засыпать золотом, ни смыть кровью. Не исправить, но хотя бы извиниться. И наконец-то простить самих себя.

Имперская деревня и правда была совершенно обычной на вид — не слишком большая, не слишком маленькая, с аккуратными бревенчатыми домиками и окружённая полями и пастбищами.