Александр Михайловский - Великий канцлер

– Евгений Петрович, – удивленно спросил Красин, – а с чего вы взяли, что вправе давать мне партийные поручения? На такое способен только ЦК нашей партии, или, в крайнем случае, товарищ Ленин…

– Вот оно как, – удивленно протянул Мартынов, – я с потрохами на блюдечке подношу вам организацию, в которой несколько десятков тысяч членов, а вы мне тут строите из себя гимназистку-недотрогу. Э, была не была; хотите, я сейчас свистну – и через полчаса товарища Ленина привезут прямо сюда на совещание по гапоновскому вопросу…

– А вот этого, Евгений Петрович, не надо, – мгновенно отреагировал Красин, – лучше я сам сегодня вечером зайду к товарищу Ленину в гостиницу и проведу с ним беседу в спокойной домашней обстановке. Обещаю, я выполню любое поручение, которое возложит на меня партия, поскольку исполнительская дисциплина у нас все же на высоте. Поэтому давайте встретимся завтра в то же время… а сейчас мне лучше идти, потому что я, наверное, сильно надоел вам своей настойчивостью.

– Разумеется, идите, – сказал Мартынов, берясь за колокольчик.

– Этого господина, – сказал он заглянувшему на звон служителю, – со всем возможным почтением вывести прочь с территории нашего богоугодного заведения…

Семейство Ульяновых-Крупских доживало в отеле «Европа» последние дни. Для них уже подобрали соответствующую статусу пятикомнатную квартиру в доходном доме на Невском проспекте: супружеская спальня, столовая, библиотека, рабочий кабинет главы семейства и, кроме того, маленькая комнатка для прислуги. Прислугу в квартиру тоже уже нашли – ловкая и хлопотливая крестьянская девица Акулина (в противовес бледной, вечно унылой хозяйке, розовощекая и румяная) подрядилась исполнять обязанности кухарки, горничной, прачки и уборщицы. Наденька хотела пристроить на это место свою старенькую маму, но ей отчетливо дали понять, что такое было бы невместно. Чай, ее муж не мелкий чиновник, а целый министр Труда Российской Империи. Кстати, здание для Министерства Труда тоже подыскали довольно быстро. Императрица отдала под его размещение принадлежащий ей особняк Барятинских по адресу Сергиевская улица [22] В наше время улица Чайковского. 46–48 – она хотела избавиться от него, ибо он напоминал ей о жизни с чужим ей душой псевдомужем-мужеложцем Петром Ольденбургским. Примечательно, что в другом крыле того же здания планировалось разместить министерство экономического развития, в силу чего Савва Морозов с Владимиром Ильичом как бы оказывались соседями.

Когда Красин вошел в номер Ульяновых-Крупских, Ильич сосредоточенно читал какую-то толстую книгу, время от времени делая пером записи в толстой тетради. Уж где там Одинцов нашел ему оригинальный КЗОТ развитого социализма от семьдесят первого года – Бог весть; наверное, только на танкере «Борис Бутома», корабельная библиотека которого не обновлялась с момента спуска на воду и могла хранить и не такие раритеты. Одним словом, оторвать Ильича от увлекательного занятия было не проще, чем отобрать у голодного кота миску сметаны, поэтому, присев в сторонке, Красин терпеливо ждал. Но вот Ильич заполнил очередную страницу тетради своим стремительным почерком; теперь, чтобы перелистнуть ее, следовало подождать, пока высохнут чернила.

Вставив перо в письменный прибор, он поднял взгляд и наконец-то заметил Красина.

– Товарищ Красин? – удивленно спросил Ильич, – а вы ко мне какими судьбами? Я, знаете ли, занят, штудирую один прелюбопытнейший документ, трудовое законодательство развитого социализма – ну прямо бери и пользуйся, чтобы привести наших хозяев в чувство и заставить ходить по струночке.

– Товарищ Ленин, – сказал Красин, – вы помните, как вчера товарищ Мартынов попросил меня подойти к нему на службу, чтобы обсудить некий крайне важный вопрос?

– Помню-помню, – потер руки Ильич, – и вы сейчас пришли ко мне, чтобы рассказать, в чем там было дело?

– Да, товарищ Ленин, – кивнул Красин, – более того, товарищ Мартынов сам просил меня встретиться с вами в любое удобное для вас время и обсудить этот вопрос.

– Решительно интересно… – Ильич снова потер руки, – и какое же дело к вам было у этого нового Малюты Скуратова?

– Дело, товарищ Ленин, вот какое… – сказал Красин и принялся рассказывать историю попа Гапона в той и этой истории со всеми ее ответвлениями, разумеется, в меру собственного восприятия и понимания.

– Значит, так… – сказал Ленин, когда Красин выговорился и замолчал, – насколько я понял, полковник Мартынов арестовал всех участников истории с расстрелом рабочих из своего мира, а теперь не знает, что с ними делать?

– Да нет же, товарищ Ленин, – покачал головой Красин, – вы неправильно меня поняли. Специально за участниками той истории никто не охотился. Все они попали в застенки Петропавловки, с позволения сказать, совершенно естественным путем – кто за соучастие в попытке переворота, а кто и за причастность к эсеровской боевой организации. Дело не в них, а в оставшемся бесхозном санкт-петербургском собрании фабрично-заводских рабочих. Товарищ Мартынов при полном одобрении товарища Одинцова хочет, чтобы мы, партия большевиков, взяли эту рабочую организацию под свое крыло. Точная ее численность на сегодняшний момент неизвестна, но при этом ясно, что счет ее членов ведется на тысячи и десятки тысяч. Тем более, я узнавал – среди ближайших помощников попа Гапона в руководстве этого Собрания уже имеются наши товарищи…

– Так это же замечательно, товарищ Красин, – потер руки Ильич, – вы правильно сделали, что пришли с этим вопросом ко мне. Если наша партия в дальнейшем будет существовать в качестве легальной политической силы, то брать этот подарок господина Мартынова следует пренепременно.

– Товарищ Ленин, – с серьезным видом произнес Красин, – а если этот подарок как раз и задуман с той целью, чтобы принудить нас к этому самому легальному существованию? Вы знаете, как в Индии ловят обезьян на продажу англичанам без всяких капканов, на одну только жадность? Для этого индусы берут тыкву, прорезают в ней отверстие, чтобы внутрь пролезла только обезьянья ручка, и засыпают внутрь всяких вкусностей, вроде изюма, чищенных орехов, кусочков сушеных фруктов и прочего, до чего так охочи проказливые мартышки. Потом охотник оставляет эти тыквы на земле рядом с деревом, на котором живут обезьяны, и притворно удаляется прочь. Дальнейшее нетрудно предугадать. Мартышки слезают с дерева, видят тыквы, наполненные соблазнительной приманкой – и пытаются ее оттуда достать, но кулачок, в котором зажато вкусное, не желает пролезать в узкую дырку. Оно, это вкусное, рядом, но достать его нет никакой возможности. И в этот момент появляется охотник – и перед обезьянами встает выбор: то ли бросить все и спасаться бегством, то ли вцепиться насмерть в то, что они считают своим и, оскалив зубы, защищать это от наглого агрессора…