Олег Дивов - Поворот рек истории

– Это уже гражданская война?

– Типун тебе на язык! – шикнула Софья. – Молчи!

После Рождества потянулись никчемные одинаковые дни. Алевтина работала теперь в дешевом трактире, где по вечерам время от времени ей приходилось уворачиваться от пьяных посетителей, обращавших внимание на ее молодость и красивые голубые глаза. Да и Андрей Иванович постоянно отпускал девушке комплименты, невзирая на молчаливое недовольство жены. Все это тяготило Алевтину, она просила Софью послать ее в Славенск, но та отказывала: там уже имелись свои метальщики.

Зачастил к Желябовым молодой человек в очках, который когда-то впервые открыл Алевтине дверь квартиры на Кузнечном. Он учился в университете на доктора и вдобавок руководил студенческим кружком славянофилов. Юноша этот тоже возмущался медлительностью заговорщиков.

– Вы теряете время! – говорил он шепотом таким яростным, что казалось, будто сейчас плюнет в собеседника. – Пока будете мямлить – царя уберут никонианцы! У них своя партия в этой игре, и она располагается, черт подери, ближе к трону!

– Но генерал Скобелев… – возражала Софья, а Андрей Иванович объяснял:

– Тут ведь мало одного цареубийства, его еще суметь использовать.

– Кстати, об «использовать», – вдруг задумчиво сказал очкарик, – помните, я говорил об университетском дореформенном кружке? Боюсь, они еще удивят нас всех.

– Без хорошей поддержки никого нынче не удивишь, – равнодушно отозвался Желябов.

– А вот не скажите! – юноша подпрыгнул, словно ужаленный. – Они опираются не на ваших зажравшихся Скобелевых, а на бездомных крестьян, которых отлучили от земли в двадцать шестом году. Они взывают к их корням, и, поверьте, эти корни отзовутся!

– Вздор! – отмахнулась Софья. – Выпейте лучше чаю, Семен. Ваши язычники не имеют никаких перспектив. И эта их, прости Господи, праправнучка святой Ольги, просто смешна.

– Как бы потом нам плакать не пришлось, – пробурчал Семен.

Прошло больше месяца. Однажды в субботу Варвара Степановна, поглаживая Котофея Патрикеича, как обычно читала «Ведомости». Вдруг она скомкала газету и отшвырнула ее с такой яростью, что кот прижал уши и скатился с дивана.

– Совсем разум потеряли! – горестно воскликнула Перовская. – Это что ж теперь, пол-Сибири англичанам отойдет?

Алевтина развернула смятые листы и прочитала: «Принят закон о совместной с английскими промышленниками разработке недр и окультуривании Зауральских земель».

– И это тоже царь разрешил? – поинтересовалась она.

– А куда ему деваться, власть-то вся у чиновников, – посетовала мать Софьи, – к тому же и сам он с их королевой Викторией в родстве. Эх, начнется теперь…

Следующие несколько дней Алевтина ходила настороженная, словно постоянно прислушиваясь к чему-то. Она чувствовала, что непоправимые перемены уже близки, ей было от этого неприятно и странно: как так? Жила себе в деревне, а теперь вот царя собралась убивать. Но при этом даже мысли у нее не возникало отказаться, а больше всего страшило, что жребий падет на кого-нибудь другогоили вообще все произойдет не в Петербурге.

Поэтому, увидев вдруг в своем трактире Таню, служанку Варвары Степановны, Алевтина разволновалась не на шутку. Та подошла с серьезным лицом и сказала вполголоса:

– Софья Львовна просили прийти на Кузнечный.

– Доработаю и приду…

– Нет, сейчас велели.

Сказавшись больной, Алевтина поспешила в знакомый дом у Владимирской церкви. Помимо Желябовых, у ярко горящего камина сидели двое незнакомых мужчин и одна женщина, брюнетка с выразительными черными глазами.

Увидев свою протеже, Софья небрежно кивнула и объявила:

– Есть известие от генерала Скобелева. Двадцать пятого февраля царь прибудет в Петербург на неофициальную встречу с родственниками королевы Виктории. А первого марта по старой традиции он проведет войсковой развод в Михайловском манеже. Оттуда поедет в карете до Зимнего, где будет английское чаепитие. Итак, друзья, честь вершить историю выпадает нам.

– Давайте, господа, уж к делу, – поторопил ее Андрей Иванович, который сегодня выглядел особенно мрачно, – кинем жребий и поймем, кому что предстоит делать.

Софья принесла ту самую шляпку с вуалью, в которой ходила в полицейский участок, положила в нее несколько свернутых бумажек. Извинилась:

– Кстати, не познакомила вас. Игнатий Гриневицкий, – кивнула она на молодого человека, благостно взирающего на всех. – А это – Николай Рысаков.

Лицо второго было напряженным, бегающий взгляд под низко посаженными бровям только усиливал гнетущее впечатление.

– И дамы, – продолжила Желябова, – Верочка Фигнер и наша новая помощница, Алевтина Задонская. Ну что же, тянем? Кто первый?

– Я! – крикнула Алевтина и, выхватив бумажку, торопливо ее развернула. – У меня «да» написано!

– Это безобразие! – возмутился Рысаков. – Молоко на губах не обсохло, и вперед всех…

– Постыдились бы Николай, – оборвала его Софья, – мои ученики так себя не ведут. Будете в наказание теперь тянуть последним. Пожалуйте сейчас вы, Игнатий Акимыч.

Гриневицкий со спокойной полуулыбкой запустил руку в шляпу и объявил:

– Тоже «да», – и улыбнулся Алевтине, – везунчики мы с вами, милая барышня.

– Отлично. Оба метальщика назначены. – Софья вытрясла содержимое шляпки в камин, бумажки весело вспыхнули. – Гриневицкий главный, Задонская – в запасных.

– Я протестую, – желчно сказал Рысаков. – Вы забыли про мой карточный долг? Может, вы его еще и заплатите?

– Вы что позволяете себе, сударь? – взорвался Желябов. – Да я вас сейчас с лестницы спущу!

Рысаков нехорошо усмехнулся:

– Давай. А я прямиком в полицию.

– Ну о чем речь, друзья, – вмешался Гриневицкий, – я могу уступить Николаю свою роль. Общее же дело делаем.

– Хорошо, – Софья что-то быстро писала в пухлой тетради, – теперь четко распределим обязанности. Верочка посторожит у манежа, а как только придет время, я пойду по Михайловской улице и махну платком. Тогда метальщики должны направиться на Екатерининский канал.

– Лучше я буду у манежа, – хмуро сказал Андрей Иванович.

– Андрюша, нет. Скобелев сказал, что на тебя уже обратили внимание. Так, а Задонская, как выйдет на набережную, не должна приближаться к Рысакову, но и глаз с него тоже не спускать, вам понятно, сударыня? Вы, Гриневицкий, тоже, будьте добры, останьтесь дома, незачем лишний раз на глазах показываться.

…Алевтину дважды проэкзаменовали и отпустили, пообещав выдать смертоносный груз первого марта в полдень. От волнения она долго не могла найти рукавицы в прихожей. Уже уходя, услышала голос Желябова:

– Но странно все же, что ты так быстро сожгла бумажки, уж не спрятать что хотела?