Олег Дивов - Поворот рек истории

Первого марта Алевтина проснулась затемно, тщательно прибрала постель и умылась. Положила в кроватку Грегуару игрушечного медвежонка, которого сын давно просил купить. Оставила на столе у Варвары Степановны банку ее любимого вишневого варенья. Потом спустилась во двор, дала дворнику целых три рубля на косточки для Трезора. Вроде все. Вдруг вспомнила о долге ростовщику и побежала в лавку.

– Три месяца не прошли еще, – сказала она, выкладывая перед ним пять рублей и пятьдесят копеек мелочью, – но я уезжаю, поэтому раньше отдаю.

Старик сверкнул очками:

– А чего так мало? Восемь целковых с тебя.

– Как?.. – переспросила она, не веря услышанному.

– Процент поднялся по причине беспорядков. Я тебя предупреждал, что может случиться такое.

– Нет, – твердо сказала девушка, – не предупреждали.

– Да ты забыла просто, волновалась, видать, шибко.

Алевтина покивала, соглашаясь:

– Да, верно и впрямь забыла. Но я хорошо помню другое: ты умрешь скоро. А черви денег не едят!!!

Последние слова она выкрикнула и убежала, хлопнув дверью.

Алевтина стояла у ограды Екатерининского канала, как ей велели. Нужно было совершить важное дело… вот только какое именно – постоянно ускользало от ее понимания. Она крепко держала завернутую в тряпки бомбу. «Что если бросить ее в воду?» – пронеслось в голове. Вдалеке замаячила фигура Желябовой, единственная слабая привязка к реальности.

Когда царский экипаж повернул из-за угла, все произошло согласно схеме, тщательно продуманной заговорщиками. Взмах платка Софьи как будто разбудил Алевтину, и она двинулась по направлению к углу улицы. И тут дома содрогнулись от взрыва. Она увидела, как упал Гриневицкий, который почему-то тоже оказался здесь, а Рысаков, бросивший бомбу, помчался в сторону ближайшего двора.

Спустя мгновение Алевтина механически, согласно заученному плану пошла в сторону кареты, но ноги слушались плохо. Без эмоций она смотрела на покореженную карету, кровавые пятна на снегу, нескольких лежащих людей. Двое казаков помогали императору выбраться из кареты. Алевтина сжала в руках бомбу, готовясь бросить ее. Но вдруг увидела лицо Александра Второго, с ссадиной на лбу и кровоподтеком на щеке. «До чего на батюшку покойного похож», – подумала она и замерла, снова не понимая, где находится. И даже напряженная фигура Софьи вдалеке уже не побуждала к действию.

– Батюшка царь! – вдруг изо всех сил закричала девушка. – Тут еще взорвется сейчас, бегите скорее!

Император резко обернулся, сделал шаг и остановился, разглядывая ее.

– Ну почему вы не бежите… – прошептала она с досадой.

В этот момент подскочили двое казаков, аккуратно забрали у Алевтины бомбу, взяли под руки и повели куда-то. Она шла в странном восторженном состоянии, почти счастливая, будто все невзгоды отступили.

В этом благостном покое она доехала до Петропавловской крепости и позволила увести себя в камеру. Там она легла на жесткие нары и сразу заснула. Ей приснился отец, он был трезвый и деловитый, как в те благословенные времена, когда Пьер еще не появился в их деревне. «Не плачь, Аля, а то овцы разбегутся», – сказал он ей и дал пряник.

…Проснулась она от не вполне любезного потряхивания. Человек в мундире велел немедленно идти с ним. Были какие-то лестницы, а потом кабинет, где глаза слепило солнце и задавали много вопросов. На все Алевтина отвечала одинаково: приехала из деревни на заработки, бомбу дали, кто, не знает, сказали нести, обещали денег, если бросит. Мундиры шевелили усами, переставляли слова в вопросах. Она терпеливо повторяла свой ответ. И вдруг появилась Софья. Она выглядела очень измученной и постоянно кашляла.

– Вы знаете эту женщину? – спросил усатый мундир.

– Нет.

– Однако ваша реакция говорит обратное. А вы? Знаете ее? – обратился он к Желябовой. Та кивнула, снова закашлявшись.

– Разумеется. Я ввела это невинное дитя в искушение, не сказав, что именно ей поручили нести. Помилуйте ее! Наказание должна понести я.

– Слышите, что говорит дама? Вы знаете ее?

– Нет.

– Она сама пришла в полицию, сказав, что послала вас на погибель из ревности.

– Я вижу эту женщину в первый раз, – равнодушно сказала Алевтина и прикрыла глаза рукой от солнца.

Больше на допрос ее не вызывали. Про нее будто забыли. Андрей Иванович, помнится, говорил, что казнь могут заменить пожизненным заключением. Может быть, это оно? Но суда же вроде не происходило. Постепенно она потеряла счет времени, только следила, как постепенно покрывалась листвой тополиная ветка – единственное, что, кроме неба, можно было увидеть из окна камеры.

Однажды ее вывели наружу и посадили в карету с наглухо задрапированными окнами. Там уже сидела Софья, бледная и ужасно похудевшая, а рядом с ней усатый жандарм. Алевтина сложила скованные наручниками руки на коленях и уставилась на них со всем вниманием.

Карета остановилась на Семеновском плацу, дверцы распахнулись, и Алевтина увидела на огороженном пространстве две виселицы, а рядом с ними несколько полицейских и священника в черной рясе. «Интересно, понравился ли медвежонок Грегуару? Жаль, уже не узнать», – промелькнуло в голове.

Площадь полнилась народом. Возмущенный гул усиливался, с разных сторон слышались голоса:

– Гляди, совсем ребенок!

– А эта, вторая, говорят, губернаторская дочка!

– Неужели не помилуют? Они ж не убили даже никого!

Появились конные казаки с нагайками и начали разгонять толпу, но как-то вяло, будто ожидая чего-то. И «что-то» появилось. Со стороны Гороховой улицы начали выезжать один за другим гвардейцы в парадных мундирах.

– Император, император… – пронеслось по толпе. Девушка завертела головой. Ей захотелось в последний раз увидеть человека, так сильно похожего на ее отца. Но где же он?

Послышались звуки духового оркестра. На лошадях, покрытых золототкаными попонами, медленно проехали мужчина и женщина, а когда они остановились в полукруге гвардейцев, музыка смолкла. Алевтина вглядывалась в лицо всадника и не понимала. Вроде бы никто другой из присутствующих императором быть не мог, а этот совсем не походил на ее покойного батюшку! Неужели тогда, на Екатерининском канале, ей просто показалось? Но она же видела его совсем близко!

Она оглянулась на Софью, ища поддержки, та взирала на происходящее с крайним удивлением, почти с ужасом:

– Это же Василий Щербатов… как так? Где Гагарин?

…А на помост у виселиц поднялся какой-то человек с бумагами. Он начал громко, с завыванием кричать о русской земле, дающей силу поколениям, об исконных заступниках, о святой княгине Ольге. И о том, что негоже крестьянам отделяться от земли, и новая императрица, Ольга Вторая, как настоящая мать, милостью своей искоренит эту несправедливость.