Сергей Кротов - Чаганов: Москва-37 [СИ]

– Отдай микрофон… – читаю по губам Кольцова, который делает мне страшное лицо.

Толстой со спутницей прилипли к окну и разглядывают праздничную Москву, девушки-штурмана сверяют по карте курс, оператор, спиной к нам, медленно ведёт камеру, делая панораму.

– … но это очень важно… – продолжаю валять Ваньку.

– «Ложи трубку!» – Кричат взбешённые глаза моего оппонента.

– Я понял! – Выдыхаю журналисту в лицо, так что круглые стёкла его очков запотевают. – Троцкистов защищаешь, гражданин Кольцов. Так значит тот эпизод со статьёй не был случайным!

Наш «шоумен» в 1923 году в бытность свою редактором «Огонька» на трёх страницах напечатал панегирик Троцкому. Оля, подчищая литературу в Пашиной квартире, нашла эту статью на антресолях и дала мне её почитать.

– Товарищ Кольцов, – кричит его помощник, высунув голову в коридор. – связь прервалась!..

Мой противник кидает микрофон и опрометью бросается назад, как пуля проносится сквозь «кокпит», малый пассажирский салон и скрывается в туалете, что находится как раз напротив радиорубки.

– Товарищ командир, – торжественно вещает второй штурман. – через две минуты Красная площадь.

– Михаил Ефимович, – стучит в дверь туалета помощник. – Красная площадь, вам пора идти на «Голос с неба» (громкоговорительная установка для трансляции звука на землю).

«Боюсь, что ему сейчас не до этого».

В эту секунду «Максим» снижается и проходит над Историческим музеем, а на площадь, оставляя за собой сизый дым, уже вступили танки…

Спустившись по крутому трапу, немногочисленные участники полёта ждут в тени гигантского крыла появления знаменитого пилота, как поклонники – явления своего кумира. Наконец, в двери самолёта показывается атлетичная фигура Громова, он передаёт кожаную куртку проводнице, снимает фуражку и предстаёт перед нами на трёхметровой высоте в отлично сшитой тёмносиней двойке из английской шерсти, белой сорочке и голубом галстуке, вызвав восторженные аплодисменты у пассажирок и завистливые взгляды пассажиров.

– Спасибо, Михал Михалыч! Спасибо за незабываемый полёт! – Несётся ото всюду.

Громов легко спускается вниз, ни разу не притронувшись к перилам трапа, и начинает терпеливо и доброжелательно обмениваться рукопожатиями или просто парой слов с собравшимися.

– Товарищ Громов, – выступаю я из-за огромного с человеческий рост колеса шасси самолёта, заметив что он прощается с последним поклонником. – найдётся у вас для меня четверть часа – есть серьёзный разговор?

– Разумеется, – улыбается лётчик. – я и сам, по правде сказать, хотел с вами поговорить об одном деле. (Громов поглядывает на ручные часы). А что если нам, Алексей, совместить приятное с полезным. Предлагаю отобедать в ресторане «Гранд-Отель». Не слышали? Поедем-те, не пожалеете: таких говяжих отбивных как там по всей Москве не сыщешь.

– С удовольствием, – в животе предательски заурчало. – только я машину отпустил…

– Так поедем на моём «Форде». – Стучит меня по плечу собеседник и лукаво подмигивает. – Кольцова с собой возьмём?

«Неужели видел наш армрестлинг? Со своего места – вполне мог. Надеюсь, что ничего не слышал».

– Пусть раны зализывает. – В тон отвечаю я. – Сейчас позвоню в отдел, чтоб знали, где меня искать…

– Тут меня убеждать не надо, Алексей, – Громов с удовольствием делает глоток красного вина из бокала. – каждый дополнительный килограмм топлива удлиняет полёт на один километр, а каждый килограмм облегчения веса самолёта – на три километра. Я двумя руками голосую за это: шутка ли, экономия в сорок килограмм за счёт твоей радиостанции. Вот только успеешь ли ты хорошо испытать её? До вылета – полтора месяца.

Мы сидим за столиком в общем зале ресторана у дальней стены рядом со стойкой, по обеим сторонам которой тяжёлые бархатные портьеры скрывают входы в отдельные кабинеты. Рядом снуют официанты, забирая готовые заказы, а прямо над нами свисает на толстой пятиметровой бронзовой цепи хрустальная люстра (ресторан по высоте занимает два этажа здания). Стены отделаны серым мрамором, потолок золочёной лепниной, а сверху, с хоров, доносятся негромкие звуки скрипки.

Лучшие места у высоких окон и в открытых ложах верхнего яруса оказались уже заняты, либо зарезервированы: в глазах рябит от рубиновых ромбов в петлицах и золотых звёзд на рукавах. Я сижу лицом ко входу и вижу входящих и выходящих: вон, в окружении большой компании, в ложу на втором этаже проследовал Андрей Николаевич Туполев, чуть позже, с высокой статной дамой, ресторан покинул Люшков.

«Стоп! Как это – через полтора месяца? Я точно знаю, что Громов полетел в Америку в июле. Прямо сейчас у меня перед глазами фотография из июльской „Правды“: „полковник Громов показывает на глобусе маршрут перелёта“. (Мы с Олей, готовясь к нашему хронопутешествию, записали в память несколько экземпляров старых газет, в основном праздничных выпусков, что чудом сохранились на антресолях в её квартире). Это Чкалов полетел в июне»!

– Полтора месяца – срок, конечно, короткий, – вымакиваю корочкой хлеба жирный сок от отбивной. – но мы попытаемся…

В ресторан врывается Чкалов, преследуемый встревоженным метрдотелем, и обводит глазами зал в поисках свободного столика. Не найдя такового, направляется в нашу сторону, крутя головой по сторонам.

– Я же говорю вам, Валерий Павлович, – гнусавит сзади работник общепита. – ни одного свободного места…

– Щас-щас, погоди. – Отмахивается от него лётчик и замечает меня. – Чаганов, ты? Вот хорошо! А то смотрю не одной знакомой э…

Он плюхается на свободный стул за нашим столиком. Громов недовольно отводит глаза в сторону.

– Водки принеси и закусить. – Бросает метродотелю Чкалов, скептически посмотрев на недопитую бутылку «Мукузани».

Тот даёт знак стоящему у стойки официанту.

– Здорово, Чаганов! – Тянет он через стол свою лопату-ладонь, чуть не сбивая мой бокал. – Как жизнь?

– Не такая как у вас, Валерий Павлович, – успеваю подхватить своё вино. – но мне нравится.

– Молодец! – Перед незванным гостем по мановению ока возникает графинчик с рюмкой, селёдочница, тарелка с холодцом, говяжьим языком, грибочками и солёным огурчиком. – Ну, с праздником!

Чокаемся, выпиваем, я чуть пригубливаю вино… довольно: всё-таки вчера, как ни отнекивался, пришлось выпить и сегодня с утра болела голова…

– А ты, Михалыч, чо в глаза не смотришь, обиделся что ли? – Чкалов сразу наливает себе вторую рюмку.

– Валера, не начинай опять.

– Чего не начинай? Мне стыдиться нечего! – В ход идёт вторая рюмка.

– Нечего? – Взрывается Громов. – Не ты ли мне обещал в Париже на выставке, что вместе будем подавать заявку на перелёт? А стоило мне лечь на две недели в госпиталь, ты – бац и в дамки!