Андрей Посняков - Стальная империя

Возвратившись домой, Баурджин с удовлетворением обнаружил всех своих слуг погруженными в работу. Старик Лао деловито чинил ворота, Чен и Лэй конопатили стены, и даже Игдорж Собака умело перекрывал крышу, время от времени что-то крича остальным, чем вызвал приступы гомерического хохота – уж больно безбожно коверкал слова.

– Эй, Трубочист! А ну, подай-ка мне глину!

– Ну сколько можно говорить, не трубочист я! Я ведь Чен, а не Чэн. И не глину тебе надобно, а черепицу!

– Так я и пою – черепицу.

– Не «пою», а «говорю»!

– Приятно видеть всех при деле, – войдя на двор, довольно произнёс Баурджин.

– О, хозяин!

– Господин, господин вернулся!

– Не желаете ли пообедать, господин?

– С обедом чуть позже… а впрочем. Лао! Хватит тут пыль понимать, иди накрывай на стол. Всем тоже обедать, работу после доделаете.

– Ага, после, – шмыгнул носом Игдорж. – А вдруг – огонь? Тьфу ты, я хотел сказать – дождь. Вот ржут, словно лошади!

– Господин, – положив паклю, поклонилась Лэй. – Не можешь ли ты придумать своему земляку какое-нибудь приличное имя, а то нам его прозвище ну никак не произнести!

– Имя? – Баурджин с весёлым прищуром посмотрел на Игдоржа. – А что ж, и придумаю! Ну, Мао Цзэдун – это уж слишком будет, Чан Кайши – тоже, а вот… к примеру, Линь Бяо, помнится, был такой маршал в Китае.

– Линь так Линь, – пожал плечами Игдорж. – Какая разница? Главное, чтоб имя было попроще.

На том и порешили.

Линь-Игдорж вёл себя скромно, как и положено слуге. Лишь к вечеру Баурджин позвал его к себе, громко заявив о намерении «поболтать с земляком о родных местах», что, в общем-то, было понятно и не могло вызвать никаких особых подозрений у остальных слуг.

– Ах, какие дворцы у нас в Иньчжоу, а, Линь? – кивая на стены, громко заявил нойон, едва только Игдорж вошёл.

– Да, пожалуй, не найдёшь лучше во всём Западном Ся! А харчевни, мой господин? Это ж просто чудо какое-то!

– Да-да, вот и я помню одну…

И тут же оба перешли на монгольский… к глубокому разочарованию Чена, давно приложившего ухо к тонкой перегородке.

– О чём говорят? – подкравшись к парню на цыпочках, шёпотом поинтересовалась Лэй.

Чен лишь уныло скривился:

– Болтают по-своему.

– Ну, понятно. – Лэй мягко улыбнулась, присаживаясь на корточки рядом. – С кем и поговорить по душам нашему бедному господину, как не с земляком?

– Бедный? – усмехнулся юноша. – Мне кажется, нашего господина уж никак нельзя назвать бедняком.

– Ладно тебе придираться, – Лэй хмыкнула и шутливо замахнулась. – Ты ж знаешь, что я не в том смысле. Интересно, наш господин был женат? Наверное, был, ну разве будет жить в одиночестве такой красивый, добрый и умный мужчина? – Девчонка вздохнула. – Наверное, разбойники-монголы убили всю его семью. О, несчастный господин Бао!

– Ну, хватит причитать, – не выдержал Чен. – Вот заладила – «бедный», «несчастный»… Подожди, наш господин ещё здесь развернётся! Ещё и нас не оставит милостями – меня женит, а тебя выдаст замуж за какого-нибудь важного шэньши.

– Не хочу за шэньши! – зло прошептала девушка. – Вообще не хочу замуж.

– Это потому, что ты плохо разбираешься в жизни. – Чен убеждённо помотал головой. – А я так вот понимаю, что нужно жениться, обзавестись семьёй и жить как все люди. Ну, не сейчас, конечно, а, скажем, лет через десять.

– Лет через десять я уже буду старая…

– Ну, вообще, да. Значит, тебе надо подобрать хорошего жениха пораньше. Ты как-нибудь намекни об этом господину.

– Что?!

О, каким гневом вспыхнули глаза девушки! Чен даже вздрогнул и на всякий случай отодвинулся подальше. Кто её знает, эту Лэй? Возьмёт да ударит, а бьёт она так, что мало никому не покажется. Одно слово – кошка!

– Ладно, ладно, – примирительно зашептал юноша. – Стесняешься сама сказать, придётся мне замолвить за тебя словечко.

– Чен!!!

– Да не шипи ты так! Прямо страшно становится, честное слово… Ой, Лао! – Чен быстро обернулся. – Ты как здесь? Наверное, мы тебя разбудили?

Старый слуга закряхтел:

– Честно сказать – да, разбудили. Могли бы и потише шептаться.

– Ой, Лао, – усмехнулась Лэй. – А мне вот кажется, что ты давно уже за нами стоял.

– Именно что кажется. – Старик покачал головой. – Вообще-то, коли уж встал, так загляну к господину. Спрошу, не надобно ли чего.

– Нет, нет, Лао! Господин приказал ему не мешать. Он, видишь ли, вспоминает свою покинутую родину. Вместе с новым слугой-земляком.

Родину Баурджин с Игдоржем действительно вспоминали. На предмет получения денег. Ну, хотя бы сотню лянов серебра – уж можно было бы развернуться.

– Готов отправиться обратно хоть сейчас, – уверял Игдорж.

Князь задумчиво качал головой:

– А смысл? Пока туда, пока обратно – может так случиться, что и никаких денег уже не надо будет, тумены Джэбэ разгромят чжурчжэней и так, безо всякого нашего участия.

– Разгромят-то разгромят, кто бы сомневался? Только вот сколько сил придётся на это положить. Чжурчжэни – опасный противник. Что, совсем-совсем мало денег осталось?

– Увы!

– А если занять у кого-нибудь? – неожиданно предложил Игдорж. – Вот хоть у этого твоего покровителя, Цзяо Ли.

– Занять? – Признаться, Баурджин был озадачен – такую возможность он почему-то не рассматривал. – Занять… А вообще, это было б неплохо! Только даст ли серебро Цзяо Ли? Так просто – вряд ли. А вот если под что-нибудь… Скажем, на открытие какой-нибудь харчевни. Ну да, харчевня как раз то, что нужно. И доход приносит, и для всякого рода встреч очень удобно. Завтра же переговорю с Цзяо Ли! То есть завтра запишусь к нему на приём, а уж дальше – как примет. И тебе, Игдорж, за деньгами ехать нет смысла. Ты нужен здесь – приглядеть за моими слугами. Больно уж они у меня шустрые. А насчёт денег… Я просто напишу письмо.

– Письмо? Но его могут прочесть и… Ведь мы же не договаривались ни о какой тайнописи!

– Обойдёмся без тайнописи. – Баурджин поднялся на ноги и достал из небольшого шкафчика письменные принадлежности – бумагу, тушь, кисточки. Не удержавшись, похвастал, кивая на развешенные по стенам иероглифы в красивых бамбуковых рамках: – Сам рисовал!

Игдорж лишь хмыкнул и, сославшись на усталость, отправился спать.

Озабоченное лицо князя вдруг озарилось нежной улыбкой: вспомнился дом – жёны, дети, друзья. Баурджин только сейчас осознал, как он по ним соскучился! Первенец, Алтай Болд, уже совсем большой. Двенадцать лет, не шутка… Единственный человек, с которым Баурджин мог говорить по-русски. Специально учил, можно сказать, с раннего детства. Жёны смеялись – что ещё за новости, учить наследника неизвестно чьей речи, да и что это за речь, смешная, писклявая, ни на что не похожая. Баурджин сказал своим, что это – древний язык его рода. Поверили. Так вот и научил сына понемножку говорить, читать, писать – всё теперь пригодилось.