Алексей Ракитин - Уральский Монстр

Ничего особенно интересного мальчики не сообщили, повторили свой рассказ про поход в магазин «Динамо» за рыболовными принадлежностями – и только.

В то самое время, пока Брагилевский бился над распутыванием описанных выше женских подозрений и домыслов, прокурор по важнейшим делам Краснов тянул свою ниточку. Вернее, сразу несколько. По всем эпизодам, которые, по его мнению, относились к одной серии преступлений, он вызывал и лично допрашивал свидетелей и потерпевших (статус потерпевших при нападениях на детей, независимо от их исхода, присваивался не только выжившим детям, но и их законным представителям, обычно родителям). Так, Краснов допросил Тибадулу Рахматуллина, отца Раи, раненной 1 мая, и от него узнал о наличии у девочки 6 ран в волосистой части головы. Напомним, что эти раны не заметила судебно-медицинская экспертиза, проведённая в мае, о чём упоминалось в своём месте. Встретился Краснов и с женою Тибадулы – Асией Рахматуллиной – допросил и её.

Очень обстоятельно Краснов допросил Галю Голикову, ту самую 12-летнюю девочку, что бежала следом за похитителем Лиды Сурниной 27 июля. Допрос оказался очень интересным прежде всего потому, что Галя сообщила детали, не попавшие в протокол, составленный сотрудниками уголовного розыска в конце июля. Причём девочка детали эти вовсе не скрывала, просто они показались в тот момент неинтересными и их проигнорировали. Между тем сообщала Голикова о нюансах весьма любопытных. Так, Галя рассказала, что увидела злоумышленника ещё до похищения Лиды, когда возвращалась домой из магазина. Произошло это примерно в 16 часов. Неизвестный поначалу шёл позади Гали, затем перегнал её, но задержался возле дома, перед которым сидела на лавочке Лида Сурнина, так что Галя прошла вперёд (и в конце концов вернулась домой). Благодаря этим маневрам злоумышленника девочка получила возможность хорошо его рассмотреть. Вот как она описала поведение злоумышленника после того, как он заметил жертву: «Дойдя до Лиды, молодой человек остановился и стал прохаживаться между окон дома, в котором жила Лида, но не лидиных окон, а их соседей. Когда я поравнялась с этим же домом, Лида сидела в канавке против дома, играла в песке, а гражданин этот, не обращая на Лиду внимания, прохаживался между окон. Я обратила внимание на этого гражданина потому, что там в доме, где жила Лида.., гражданин не проживает». Из этого описания можно понять, как именно злоумышленник выбирал потенциальную жертву: заметив ребёнка, он притормаживал подле него, оценивал ситуацию, очевидно, заглядывал в окна, чтобы удостовериться в том, что ребёнка не контролируют родственники. При этом молодой человек демонстративно не обращал внимания на намеченную жертву, словно он задержался в этом месте потому, что кого-то поджидает. При этом он пропускал мимо себя тех, кто шёл по улице позади него – предосторожность на его месте вполне разумная. Тем самым он избегал риска быть замеченным непосредственно в момент похищения. В данном случае злоумышленник дождался, пока Галя Голикова удалится (она свернула за угол), и выждал некоторое время. Галя успела вернуться домой и уже после этого увидела в окно, как молодой человек ведёт Лиду Сурнину за руку, шагая так широко, что девочка за ним явно не поспевала. По чистой случайности преступник с похищенной жертвой прошёл прямо под окнами дома, в котором жили Голиковы, поэтому-то его и увидели сестры и мать. Если бы он выбрал другую дорогу, то факт похищения мог бы открыться ещё очень нескоро.

Краснов дотошно расспросил Галину о приметах преступника, и девочка в деталях его описала. Вообще же, её показания очень ценны, нельзя не удивляться тому, сколь толково и здраво совсем ещё юная девочка отвечала на задаваемые вопросы. Процитируем описание внешности, сообщённое Галей Голиковой во время допроса 8 сентября – это очень важное свидетельство и нам придётся к нему ещё не раз обратиться: «Парень этот молодой, ему лет 16. У него длинные лохматые волосы, зачёсанные назад, чёрные. Лицо у него особенное тем, что книзу и кверху оно значительно уже, чем в средине. Лицо смуглое, брови тёмные, не особенно густые. Ноги у него длиннее туловища, рост средний. Одет он был в серые брюки и в рубашку серого цвета с каким-то синеватым оттенком. Обут в полуботинки, цвета не помню. В общем, нужно сказать, что он был не неряшливым. Рубашка была заправлена в пояс брюк. Ранее я этого парня не видела, не встречала я его и после. Узнаю ли его при встрече, я сказать затрудняюсь».

И разумеется, во время этого допроса следователь по важнейшим делам коснулся опознания Маруфа Гаянова, которое, напомним, следователь областной прокуратуры Южный проводил 11 августа по фотографии последнего. Тогда Маруфа опознали Галя Голикова и Антонина Шевелева. Ну как «опознали»… Это Южный написал в «протоколе предъявления», что опознали, а Краснов, хорошо зная все ужимки и специфические приёмчики своих коллег по прокурорскому цеху, обоснованно усомнился в этом опознании. Поэтому и завёл разговор об этом с Галей и услышал от девочки такие слова: «Я считаю, что гражданин этот несколько похож на гражданина, похитившего Лиду, но это не он. Сходство между ними очень незначительное».

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Вот вам, дорогие сыщики, и Маруф Гаянов в роли основного подозреваемого. Было отчего Краснову крепко задуматься.

9 сентября Краснов добрался до Грамолина, точнее, до документов, вышедших из-под его пера. Следователь по важнейшим делам не мог не обратить внимание на беспомощный в профессиональном отношении акт судебно-медицинского исследования тела Риты Ханьжиной, представленный Грамолиным органам следствия 5 июля 1939 г. Надо понимать, что судебно-медицинский эксперт производит вскрытие умершего человека не из простого любопытства и желания посмотреть, что там внутри, а с целью выявить и сообщить следственным органам ориентирующую для проводимого расследования информацию.

В Советском Союзе в 1929 г. были приняты «Правила судебно-медицинского исследования трупов», которые формализовали процедуру вскрытия и предписали перечень действий судмедэксперта при работе с телом и отдельными органами (взвешивание, обмеры, производимые разрезы). Акты СМЭ, подписанные Грамолиным, весьма условно следуют этим «Правилам…» и составлены совершенно произвольно. Такое ощущение, что эксперт руководствовался сугубо личными предпочтениями – про это напишу, про другое не стану, тут увидел, а вот сюда смотреть не буду. Трудно сказать, чем объясняется такое отношение Грамолина к должностным обязанностям, то ли эксперт позволял себе употреблять спиртное в рабочее время, то ли просто не считал себя скованным какими-то формальностями. (Кстати, внимательный читатель мог обратить внимание на то, что после приезда из Москвы в последней декаде августа Краснова и Брагилевского вскрытие Ники Савельева проводил Борис Борейко. Трудно отделаться от ощущения, что московские визитеры настояли на том, чтобы поручить вскрытие другому специалисту, поскольку сомневались в компетентности Грамолина. Правда, автор считает необходимым подчеркнуть, что это чисто интуитивная догадка – документов, подтверждающих её, в материалах уголовного дела нет.)