Алексей Ракитин - Уральский Монстр

7) Во время допроса 24 октября 1939 г. лейтенантом Брагилевским сделана запись слов, якобы сказанных Винничевским: «Для меня не имеет значения последовательность в душении и нанесении ранений ножом. Для получения желаемого удовольствия мне важно погладить голое тело ребёнка, задушить его и порезать – это всё то, что необходимо мне для удовлетворения». Фраза эта звучит довольно странно, поскольку поведение серийного убийцы определённым образом структурировано, последовательно и по-своему логично (другое дело, что посторонний человек может этих деталей не видеть и не понимать, как не понимал их Брагилевский).

Более того, криминальные психологи применительно к действиям серийного преступника до, во время и после посягательства даже употребляют словосочетание «ритуализованное поведение», указывая тем самым на присущую каждому серийному преступнику индивидуальную схематичность, потребность производить действия в определённом порядке и никак иначе. «Ритуальность» в данном случае не имеет ничего общего с религиозным или мистическим подтекстом – это просто указание на большую субъективную значимость для преступника тех или иных действий или их последовательность. Применительно к Винничевскому «ритуализованная» последовательность действий также имела место – сначала он раздевал жертву, гладил её, возбуждаясь, затем обнажал свои гениталии, укладывал ребёнка лицом вверх и ложился сверху сам и т.д. На всех этапах нападения Винничевский контролировал свои действия и управлял собою. Приведённой фразы – «не имеет значения последовательность в душении и нанесении ранений» – в протоколе просто не должно быть. Тем не менее она там присутствует, что свидетельствует об одном из двух: либо Винничевский говорил «от балды» то, чего на самом деле не понимал, либо Брагилевский какие-то весьма крупные куски протокола писал «от фонаря», то есть не сообразуясь с истинными ответами допрашиваемого. Это очень неприятный для следствия вывод, поскольку он ставит под обоснованное сомнение качество, честность и объективность расследования.

8) Нельзя пройти мимо того обстоятельства, что следствие не продемонстрировало интереса к обуви Винничевского. Мы помним, что три пары ношеной Владимиром обуви были изъяты при обыске в его доме, но её лишь проверили на следы крови и на этом успокоились. Это очень странно, учитывая, что на теле одной из жертв, Ники Савельева, остался чёткий отпечаток подошвы убийцы. Чёткий настолько, что его удалось даже измерить. И вот у следствия есть подозреваемый, пойманный с поличным, появляется его признание в совершении убийства Савельева, подозреваемый признается в том, что он наступал на тело жертвы ногой, имеется обувь подозреваемого, изъятая при обыске и что же? Где обмеры обуви, где сопоставление отпечатков, где подтверждение тому, что Винничевский вдавливал трупик мальчика ногой в лужу? А ничего этого нет! Следствие странным образом не пожелало сопоставить размеры обуви подозреваемого с размером отпечатка подошвы на трупе и это, заметьте, в условиях полнейшего отсутствия физических улик, когда следствию важна любая зацепка. Любой разумный человек не может не задаться вопросом: как же такое может быть, что означают эти милицейские фокусы? По мнению автора, ответ на все эти вопросы может быть только один – обувь Винничевского совершенно не соответствовала размерам отпечатка подошвы на пояснице убитого, а потому свердловские правоохранители с присущей им простоватой хитростью мелких мошенников предпочли «забыть» об имевшейся в их распоряжении улике. Несложно понять, почему это было проделано – отпечаток подошвы однозначно доказывал, что Винничевский не убивал Нику Савельева и не наступал на его труп ногой.

9) Из той же серии недомолвок пресловутая «экспертиза» ножа, которым Виннический якобы причинял жертвам тяжелейшие раны. Кончик его, напомним, по версии следствия остался в черепе Герды Грибановой. Ранее об этом ножике и его осмотре написано достаточно, сейчас лишь подчеркнём ещё раз, что нож этот не был надлежащим образом измерен и сфотографирован, а по имеющемуся невнятному описанию понять, какое же именно из двух лезвий было отломано, решительно невозможно. Фактически следствие предложило прокуратуре и суду поверить на слово, что перочинный ножик Винничевского – тот самый, которым была убита Герда Грибанова. Никаких объективных доказательств этого не существовало. Это означает, что уголовный розыск в действительности так и не нашёл орудие убийства Герды Грибановой и предпочёл в этом важнейшем вопросе положиться на голословные утверждения Винничевского, заявлявшего, что именно этим ножом он и совершил означенное убийство. Нелишне напомнить и то, что Винничевский при этом путался в деталях и не мог точно сказать, какое же из двух лезвий сломалось.

10) Что побудило Василия Винничевского, дядю Владимира, скрыться в неизвестном направлении в начале ноября 1939 г., после ареста племянника? Может быть, перед нами просто совпадение, а может, на побег его подтолкнула некая общая с племянником тайна.

11) Значительное количество эпизодов, вменённых Винничевскому, не нашло никакого объективного подтверждения во время следствия. Вся информация об этих преступлениях зижделась на словах Винничевского, правоохранительным органам не удалось отыскать потерпевших или подтвердить уликами реальность описанных обвиняемым фактов. Судить человека лишь на основании его признаний недопустимо – это аксиома любой беспристрастной правовой системы. То, что в Советском Союзе «самый гуманный суд в мире» умудрился признать преступления действительными основываясь лишь на словах обвиняемого, объективно свидетельствует об ущербности советской судебной системы, отсутствии в судебном процессе подлинной состязательности сторон и полнейшем бесправии обвиняемого. Советское правосудие в самом отвратительном виде повторило юридические фокусы инквизиционного следствия и суда, причём в их самой ублюдочной и циничной форме. (Современникам, живущим в 21 столетии, надо пояснить, что инкивизиционный трибунал никогда не санкционировал пытку и казнь в отношении обвиняемого, признающего вину. На таких людей накладывалась епитимия. Казни предавались лишь еретики, повторно впавшие в ересь.)

12) Владимир Винничевский не был опознан свидетелями, видевшими похитителя Лиды Сурниной в Пионерском посёлке. Это представляется логичным, если вспомнить, что и словесный портрет, сообщённый свидетелями ещё до изобличения Винничевского, мало на него походил. Рассказы Винничевского о похищениях Губиной и Сурниной в Пионерском посёлке грешат столь явным несоответствием следственному материалу, что невольно начинаешь задумываться о том, бывал ли обвиняемый в тех местах вообще? И в этой связи очень интересно поведение Вершинина, начальника уголовного розыска, курировавшего следствие. Похоже, что последний тоже испытывал некие сомнения, но не стал делать акцент на такой мелочи, а подыграл Винничевскому, иначе говоря, помог ему лгать. Именно поэтому во время «выводки» 28 ноября от обвиняемого не стали требовать, чтобы он показал места нападений на Губину и Сурнину, а ограничились лишь тем, что Винничевский «указал направление». С таким отношением к делу следственный эксперимент вообще можно было не проводить, Винничевский мог «показать направление» на карте города, не выходя из кабинета Вершинина.