Павел Кучер - Апокриф Блокады

В принципе, положение соискателя ученой степени — хуже губернаторского. Жалкое, бесправное, всем обязанное членам диссертационного совета существо. А сколько бумажной волокиты… А обязанность лично оповестить всех участников кворума… Спасибо, что отвечать на письменные замечания оппонентов мне явно не потребуется. Последний намек седого, вполне прозрачен — "время сворачивать балаган". Он — тут главный… Интересно, какое реальное место в "табели о рангах", по сравнению с ним, у президента нашей академии? Ишь, как остепененный народец притих… Ни дать, ни взять — бандерлоги в присутствии удава Ка. С чего бы это? Секретарь собрания, смертельно бледная (или мне мерещится?), разносит по столам бумажные бланки. Мне тоже положила… Ну и? М-м-мать! Опять "подписка о неразглашении"… Сколько можно? А это мне зачем? Заключение организации, в которой выполнялась диссертационная работа… Отзыв о работе ведущей организации… Протокол о результате тайного голосования… М-м-мать! Уже заполненный. Результат положительный. Печать и подписи… Так ведь не было голосования! Рано ещё, для тайного голосования… Я пока на вопросы оппонентов отвечаю. Или — уже нет? Дрогнувшей рукой приподнимаю верхний лист… Хм, надо же, единогласно… Заветы великого вождя — святы. "Не важно, как голосуют — важно, как считают" Так… Проект заключения диссертационного совета. Уже с печатями, но покуда не подписанный. Хе… Кто бы сомневался… Так вот ты какой, "русский блат, бессмысленный и беспощадный". Честно, не ожидала… Стараясь казаться невозмутимой, внимательно оглядела помещение. Вдруг, происходящее мне чудится? Фигушки! Члены комиссии сидят, будто пришибленные и скребут по листам пишущими приспособлениями…

Ирония судьбы… У Киплинга, в сказке про Маугли, удав Ка просто сожрал глупых и злобных обезьян. Времена меняются. Теперь бандерлогов сначала заставляют, в установленном порядке, заполнить письменные формы. У секретарши дрожат губы… Унижение шефа она воспринимает, как своё. Господин президент страшен. Рожа пошла пятнами, элегантная прическа всклокочена, словно её драли. На самом деле — она просто насквозь сырая от пота. По такой субстанции достаточно провести рукой, жидкие волосенки встанут дыбом — и готово "воронье гнездо". Заново припомнились откровения из дневников вождя украинских коммунистов. Наверно, тот тоже взмок, когда его "высокое общественное положение" оказалось под вопросом… Думаю, подобные административные игры стары, как мир и традиция "помучить" проигравшего, перед его окончательным низвержением, мало изменились. Володя в своем углу выпрямился и как-то посуровел. Такое впечатление, что происходящее для него тоже стало неожиданностью…

— Господа, — седой и не глянул на почтительно поднесенные ему бумаги, он снова в центре внимания, — Я крайне разочарован… Данной мне властью считаю своевременным прекратить бесполезную говорильню, — зал молчит, за оконными стеклами буднично дребезжит трамвай, — Но, думаю, никто не станет возражать, если, с вашего позволения, соискательница дополнительно ответит на некоторые интересующие меня вопросы.

— Остановить запись стенограммы? — секретарша обрела дар речи первой.

— Пожалуй… — хорошо выдержанная пауза, — это излишне. В конце концов, мы неформально продолжаем обсуждение крайне любопытной работы, — ещё одна пауза, — Будет невежливо обрывать его на полуслове. Внесете в протокол задним числом. Есть возражения? — ритуальная фигура речи, не иначе — ради пущего унижения "почтенной публики", — Продолжаем!

Чего мне стоило, превозмогая дрожь в коленках, отодвинуть стопочку бумаг и изобразить деловой вид, не спрашивайте. Володя, у окна, зеркально повторяет мимику начальства, но, у седого оскал живописнее. От таких улыбочек "прямо в лицо" и поседеть не грех… или уписаться. Экранизаторы книг Стивена Кинга, со всеми их "кинематографическими ужасами" — жалкие дилетанты. Вот где монстры бродят! Впрочем, вряд ли конкретно этот дядя согласится сниматься в Голливуде…

— Будьте добры, дайте нам на экран последнюю таблицу из вашей работы, — извольте, — Господа, вам она что-нибудь напоминает? — мало ему меня смущать, опять за присутствующих взялся, — Смелее, вы давно не студенты, а мы не на экзамене.

— Лично мне кажется, это здесь вообще не к месту, — твою дивизию! Шеф таки решился укусить напоследок.

— Как посмотреть… — седой упирает в меня стальной взгляд, — Кстати, откуда такие сведения? Мне кажется, что у вас, девушка, слишком низкий уровень допуска, для получения подобных данных…

— Там открытые данные, — язык вроде бы повинуется, — В основе — таблица из 14 главы книги "Ружья, микробы и сталь" Джареда Даймонда. Он получил за неё Пулитцеровскую премию, — зачем я это сказала? Ещё бы сослалась на журнал "Веселые картинки". Хотя… Не особенно удивлюсь, если теперь окажется, что и там, потихоньку, "сливают" секретную информацию.

— Серьезно? — седой довольно щурится, — Видимо, я отстал от жизни. Мне попадались сходные подборки фактов, но совсем в другом месте, — продолжай, дядя, я тебе не любопытная девчонка, ты напрасно ждешь жадного вопроса — где?

— А что в этой таблице необыкновенного? — шеф лезет поучаствовать в разговоре, он привел прическу в порядок и снова почти благообразен. Видимо, в понятиях академической стаи, мы с седым, беседуя в его присутствии на равных, злостно нарушаем субординацию…

— Да так, — мой собеседник с деланной скромностью шаркает ножкой, — Если сегодня, считай ничего… А вот в 30-х годах, за попытки составления и распространения её аналогов, в СССР с ходу отмеряли "десять лет без права переписки". Действие расценивалось как "умышленный подрыв веры советского народа в светлые идеалы коммунизма". Там и тогда — совсем не шутка.

— Не вижу связи, — а как глазки-то забегали, — Причем здесь вообще коммунизм? Обсуждаются пищевые технологии, — врешь, гражданин бывший товарищ. Ты ведь щупаешь почву, старый лицемер… А вокруг — идеологическая трясина. Двое самых пожилых участников собрания, начавших делать успешную карьеру лет 30 назад, как минимум два раза за это время обязаны были официально изменить свои взгляды и предать прежних кумиров. Знание, не пора ли опять сменить флаг — ценное оружие в тайных карьерных схватках. Судя по небрежному употреблению полузапретных терминов советского периода в самом злободневном смысле — седой в курсе новых веяний наверху. А моё начальство, как сейчас выясняется — ни ухом, ни рылом. Презабавно…

— Коммунизм — это общественный строй, при котором отмирает государство и все люди свободны… Так? — разговор двух начальников сходу принимает остро провокационный характер.