Павел Кучер - Афинская ночь

— У офицера, отбывающего наряд "дежурного по части" — пистолет, — вставил Соколов.

— "Последний аргумент", да, — согласился говорящий ящик, — Или "статусная цацка". Возможность убить "за демонстративное неповиновение приказу". Что однажды и случилось. За харчами в столовую опрометчиво послали почти не говорящего по русски таджика. Уроженца рабочих предместий Душанбе. Службу, он как мог тащил, бензоэлектрические генераторы узла связи содержал в исправности (на "гражданке" работал трактористом), но грубого тона в свой адрес — не понимал совершенно. Сразу бил "обидчика", со всей дури… А потом — прыгал сверху ногами, в сапогах… и топтал, стараясь сломать ребра. Чудо, а не подчиненный, если кто понимает. Бандит в третьем поколении… Таких бы в зоопарке держать. Русского парня, за десятую долю аналогичных проделок — давно бы на зоне сгноили. Но "нацменам", при Союзе — везде была поблажка. Ибо — "меньшие братья" и типа "дружба народов"… Кстати, при всех упомянутых закидонах, гражданин по своему "понимал службу", от честных поручений, вроде похода за харчами — сроду не отлынивал. За что его, собственно, в коллективе и терпели…

— Начинаю догадываться, — ухмыльнулся Лев Абрамович.

— Короче, "рангово озабоченного" лейтенанта Гайворонского — рядовой Назаров в упор не видел и сами знаете, на чем вертел… Когда строй поравнялся с торцом здания узла связи — он из него вышел и, позвякивая котелками, по узенькой тропинке в сугробах, отправился "к месту несения службы". На крики "Стой!" и "Стой, я приказываю!" — даже не обернулся, — в динамике засопело, — Я всё ожидал, когда товарищ "комсомольский лидер" — покажет пример "выбора правильных слов" и "учета национальной психологии". Таки дождался… "Стой, стрелять буду!" Угум, так вот он какой — "мягкий подход" к подчиненным, со стороны советского офицера. Если бы не мороз и "ситуация" — заржал бы в голос… Как-никак мой подчиненный и я с ним общий язык ухитрялся находить без стрельбы. Но тут…

— Националы страшно не любят, когда на них грубо орут… — пробурчал завхоз.

— Во-во… Они и ответить могут. Назаров остановился, обернулся и удостоил "отца командира" нескольких коротких слов. "Сек тыр дым…", кажется… — Ленка моментально покраснела…

— Леночка, это очень неприлично? — встрял Лев Абрамович, филологиня лишь кивнула.

— Наверное, лейтенант тоже понял, — продолжил селектор, — Выдернул пистолет и пару раз пальнул в воздух. Но и сам Назаров — сообразил, что шутки кончились. Пожал плечами и вернулся в строй. Представляете, на какой тонкой волосинке в позднем СССР висела воинская дисциплина?

— Так в чем мораль? — теперь уже каудильо тупит…

— Галина объяснила про квашиоркор. От него мозги дуреют. А будь мой "агрегатчик" в полной силе, а не хитро стукнутый пыльным мешком по голове — он бы на пистолет прыгнул, не моргнув глазом… и лейтенанта бы в землю втоптал. Вот…

— Элексир храбрости?

— Скорее — "Озверин". А стрелять на поражение — лейтенант бы зассал. Подстреленный солдат "срочник" — это уже не понты, а верное "уголовное расследование" и крах карьеры… если не трибунал… Ему ведь тоже голову задурили.

Однако! При всей хамоватости собеседника — признаю. Ахинеев, прямо на дежурстве, со скуки, не отходя от пульта коммунтатора, разрулил нешуточную проблему. Аж на душе полегчало…

— Считаете, что Шиманович наедине угрожал матросу Киму пистолетом ради детского желания "безнаказанно сделать гадость"? — казенным тоном осведомился каудильо, — Не верю!

— Вам, Вячеслав, тонкую душу профессионального "боевого холопа" — не понять, — в тон откликнулся говорящий ящик, — Примите, как горькую реальность — среди нас завелись претенденты на титул "шевалье". Завтра, если мы с Леночкой сделаем выборку из записей "прослушки" — ахнете. Поциент, оказывается, горько страдал по поводу восторжествовавшей "диктатуры очкариков" и мечтал показать "зарвавшимся интелям", где зимуют раки… Подобный пыл — надо срочно остудить.

— И куда его теперь? "Холодной" — в расположении нет. А сразу вешать — вроде бы глупо…

— Во избежание, пока — сослать на "дальнюю точку"! Недостроенную. Две-три недели физического труда на свежем воздухе — помогут "благородному господину" слегка прийти в разум. А то, помнится, он ещё в "поход за бабами" собирался… На тот берег Байкала! По льду и морозу…

— Блин, ну вот зачем им это вообще было надо?! — страдальчески сморщился Соколов.

— Кому именно? — ехидно прищурилась филологиня, — Полковнику или старлею?

— Всем! — да-с, изрядно задолбали мы гражданина начальника своими выходками…

— Сейчас нам Галочка ответит… — ласково попросил завхоз, — Она знает. Её учили.

— Со времен возникновения первых государств и открытия бедного животным белком "рациона для дебилов", известна закономерность: стихийные бунты, восстания или революции, независимо от привлекательности лозунгов и таланта вождей — обречены на поражение, как только они начинают одерживать первые победы… Это — не парадокс, а железная логика и результат тысячелетних наблюдений. Управлять вдруг наевшимися досыта — невероятно трудно. Ещё совсем недавно спаянная железной дисциплиной голодная толпа, дорвавшись до трофейных еды и вина — за считанные дни теряла человеческий облик. Опускалась морально… Принималась грабить, убивать, насиловать… В каждом оживал личный "зверь", до того придавленный и безгласный. Высокие идеалы и благородные цели (ради которых эти же самые люди ещё вчера шли на смерть) — превращались в ничто.

— Если верить прессе, — тут же влезла Ленка, — то, примерно с 1925 года, едва-едва отъевшийся и начающий подниматься из разрухи СССР — захлестнул вал бытового беспредела. По улицам — толпами слонялись неизвестно откуда появившиеся (после кровавых революционных чисток!) хулиганы. Массовые драки на танцплощадках — приходилось разгонять войсками. А насиловали — прямо среди бела дня… Революционный пролетариат, крестьянство и трудовая интеллигенция — словно с цепи сорвались. "Как бы юмористические" рассказы Зощенко о типичных советских нравах времен НЭПа — это далеко не смешно. На самом деле — они сущий крик души. Освобожденное население Советской России, после удовлетворения базовых потребностей (согласно "Пирамиде Маслоу") — с энтузиазмом занялось обезьяньими "статусными разборками". Любые призывы к совести и "гражданской сознательности" — стали гласом вопиющего в пустыне…

— Очень скоро наступил момент, когда изможденное "бытовым террором", перепуганное уличным хулиганством и беспросветной дурью ими же самими выбранных начальников население — забыло про своё "освобождение от гнета". Начало мечтать о "твердой руке", способной "навести порядок", — подхватил мысль Лев Абрамович, — И оная "рука" — незамедлительно появилась, в лице советского государства (по размаху произвола — далеко переплюнувшего и буржуев, и царских жандармов)…