Виталий Виниус - Римские вакации

Хозяин уставился на драгоценность и судорожно сглотнул.

Джон с видом щедрого богача сунул руку в карман, где оттого раздалось звяканье. Хозяин застенчиво ухмыльнулся и шустро подставил ладони, сложенные загребущим ковшиком. Джон, поковырявшись в кармане, вытащил несколько монет и бросил их мужику в его страждущие длани, после чего оба они с удивлением посмотрели на достигнутый результат. Я тоже поинтересовался. Финансовый взнос Джона состоял из двух сестерциев и четырёх ассов.

Джон недоумённо крякнул и сказал:

— Что-то у меня наличность закончилась. Давайте-ка раскошеливайтесь.

Мы дружно опустошили карманы, по очереди кидая все свои имевшиеся капиталы мужику в ладони. Набралось постыдно мало. Хозяин разочарованно вздохнул и нахмурился.

— Не боись! — строго сказал Лёлик, вытащил из рюкзака массивный золотой браслет и, потрясая им, безоговорочно изрёк:

— С полным пансионом и первым классом!

Хозяин растерянно крякнул, быстро ссыпал деньги в кошель, осторожно браслет взял, повертел оценивающе, затем, изловчившись установить в нужном ракурсе челюсти, попробовал на зуб. Проба оказалась успешной.

Мужик спрятал браслет в кошель и, уже заметно подобрев, пробормотал:

— Ну… ладно… конечно, прямо в Рим!…

— Значит, поплыли? — уточнил Джон.

Хозяин огорчённо вздохнул:

— Сейчас никак нельзя. На ночь выход из гавани цепями перегораживают. Так что пока не можно…

— А когда это можно?! — возмутился Лёлик.

— С рассветом проход открывают… Я как раз с рассветом собирался отчаливать…

— Ну тогда смотри, чтоб с рассветом!… Понял? — погрозил ему пальцем Раис.

— Конечно, — с готовностью согласился хозяин. — Значит, и приходите поутру, сразу и поплывём!

— Ты из нас дуриков не делай, — строго сказал Лёлик, оттолкнул хозяина и проследовал на судно, громко как вокзальный репродуктор объявляя: — Идём иметь места согласно предъявленной плацкарте!

Мы протопали следом и сразу дружно затиснулись в тесноватую для нашего полного коллектива палубную надстройку, сооружённую из досок, которые под нашим натиском заметно затрещали. Внутри имелись какие-то сундуки, на полу лежал потёртый ковёр; стояла кровать на низких ножках.

— Это тут… я живу… — растерянно вякнул заглянувший в дверь хозяин.

— Ну и живи, — разрешил Раис. — Жарко тут… Айда на палубу спать…

Поддержав предложение, мы вышли наружу. Лёлик, ненавязчиво прихвативший с собой подушки и покрывало с кровати, начал, насвистывая, приспосабливаться у борта. Раис попробовал молча отнять одну подушку, но не сумел, так как действия его сковывала корзина с колбасками, после чего приказал хозяину:

— Ты давай, неси одеяла там всякие, подушки. Спать будем!

— Да вот уж… забрали!… — развёл руками тот, указав на Лёлика.

Лёлик сообразительно ускорил отход ко сну и, заворачиваясь с головой, потребовал его не беспокоить, после чего нарочито и старательно захрапел.

Из трюма через люк в палубе вылезли смуглые полуголые мужики, столпились у мачты и стали глазеть на нас, гортанно переговариваясь.

— А чего у тебя в грузе мягкого есть? — находчиво спросил Раис.

Хозяин почесал небритую челюсть и сказал:

— Да вот, ткани местные, льняные… некрашеные…

— Нам не любоваться на них, любезный! — заметил сквозь зубы Джон.

— Давай-ка их сюда, — скомандовал Боба и протянул небрежно ещё один золотой браслет.

Хозяин стремительно запрятал очередной транш в кошель и что-то крикнул матросам. Те быстро достали из трюма объёмистый тюк. Серёга распорол его штыком; мы стали разбирать свёртки серой ткани и устраивать уют у бортов. Обустроив спальные места, стали укладываться, все как один прижимая к себе баулы, словно любимых плюшевых мишек. Сон обуял незамедлительно.

Побудка произошла от великого шума. Лёлик тузил Раиса и громко ругался. Было ещё совсем рано: солнце еле-еле вылезло из-за крепостной башни, отчего всё казалось бледным и неубедительным. На вопрос, в чём дело, Лёлик оторвался от своего занятия и гневно воскликнул:

— Я глаза разуваю, а этот жрёт, понимаешь!

— Кто рано встает, тому Бог подает! — заорал в ответ Раис.

Оказалось, что Лёлик, пробудившись от чавканья, узрел тайное и позорное поедание колбасок, после чего и не замедлил вмешаться. Дело его было признано правым, после чего колбаски были поделены без остатка, причём Раису, несмотря на тут же учинённое нытье, было отказано в доле, а Лёлик за проявленный героизм и бдительность получил усиленную порцию.

Выглянул из пристройки заспанный хозяин. На него прикрикнули, потребовав скорее отчаливать. Тот, поджав губы, полез в трюм за матросами. Через немалое время на палубу вылезли два десятка давешних мужиков и, мрачно поглядывая на нас, принялись за работу: втащили сходни, отвязали канаты, втянули на борт якорь, стали отпихиваться от пристани длинными толстыми шестами. Судно, покачиваясь как утка, медленно отошло от причальной стенки. Часть матросов снова спустилась в трюм, в бортах с грохотом открылись дверцы, вылезли оттуда вёсла, стали загребать нестройно, направляя посудину к выходу из бухты.

Кормчий — морщинистый, то ли лысый, то ли бритый наголо старик в белой чистой тунике — стоял на носу и надсадно выкрикивал команды, которые повторял в распахнутый люк трюма пронзительным мальчишеским фальцетом юнга — юркий и крепкий как боровик подросток.

На выходе никакой цепи не было, и, проплыв мимо острова с маяком, мы вышли в открытое море; там почти в корму задувал ровный неслабый ветер, гоня невысокую волну. Матросы поставили квадратный парус. Кормчий заложил руль как надо, привязал его верёвкой к специальному брусу и уселся на парусиновый складной стульчик, поглядывая на горизонт и перебирая какие-то дощечки, соединённые в книжечку. Хозяин, буркнув что-то неразборчиво, ушёл в надстройку. Плавание началось.

Вновь потянулись наполненные скукою и ожиданием дни. Делать было совершенно нечего. Ко всему возник пробел и в разговорах, поскольку свершённые деяния были уже обмусолены до предела, а новые свежие события ещё не случились. Заветная и выстраданная тема — про грядущие народные гуляния — была так же пережёвана до неоднократного повторения. При этом сам процесс гуляний представлялся довольно-таки смутно. Определённо лишь порешили перво-наперво приобрести какой-никакой мраморный домишко со статуями и обязательным фонтаном, на котором особливо настаивал Лёлик, а затем уж начать по мере сил полноценную жизнь Лукуллов, Вакхов и прочих Сатиров.

Однообразие угнетало, но так же и вводило в сонное состояние, позволявшее проще переносить тягостное липкое течение времени. Через пару дней режим совсем сбился, и если днём все ходили вялые и сонные, то ночью сон не шёл ни в какую, и приходилось лежать, пялясь ввысь, пока не начинало казаться, что чёрная глубина затягивает в себя и вот-вот оторвёт от ещё хранивших солнечное тепло палубных досок и утащит прочь, как уносит щепку быстрый поток.