Виталий Виниус - Римские вакации

Во второй заход служанка со стуком поставила на стол большой кувшин и глиняные чаши, щербатые настолько, словно их края кто-то специально обкусывал. Из кувшина пахло совсем не вином, а как-то непривычно, но с тем и знакомо.

Серёга на правах отрядного виночерпия заглянул в сосуд, понюхал, решительно хлебнул через край, оторвался просветлённый и объявил:

— Мужики, пивко!

— Наливай! — бодро скомандовал с набитым ртом Раис, подставляя чашу.

Серёга быстро разлил. Безо всяких тостов мы вкусили янтарного напитка. Местное пиво было на вкус тёрпким и горьковатым и отлично подходило для острых колбасных изделий.

Блюдо было опустошено в один момент. По нашему требованию последовала добавка, уничтоженная с меньшей скоростью, но с прежней тщательностью. Третья порция заинтересовала только Раиса, да и то в странно малом для него количестве.

Довольно фукая и отдуваясь, мы потребовали ещё кувшинчик пива и стали пробовать его не торопясь и вдумчиво как дегустаторы. Было ясно, что в сём напитке нет ни консервантов, ни усилителей вкуса, идентичных натуральным, ни прочих достижений химической промышленности.

— Да уж! — выразил общее мнение Боба. — Знатное пивко!

— И не говори! — развил тему Джон. — Не знают эти древние своего счастья! Едят, пьют всё натуральное. А дать им наше какое-нибудь "Золотое бочковое", так отравятся.

Лёлик полистал свою энциклопедию и объявил, что пиво изобрели как раз в Египте примерно четыре тысяч лет назад с нынешнего дня.

— Уважаю! — молвил Серёга, наливая себе остатки.

Боба, сидевший с краю, покопался в карманах и залихватски бросил на стол медную монету. Хозяин начал хмуриться и наливаться краскою, начиная с ушей.

— Не боись, шутим! — покровительственно сказал Раис. — Ты нас уважил, и мы тебя не обидим, — после чего выгреб из кармана три денария и с необычайной щедростью добавил их к медяку.

Хозяин заухмылялся довольно, стал приглашать заходить почаще, и даже — совсем, видно, расслабившись — предложил взять колбасок с собой на дорожку. Раис уцепился за предложение и при помощи настойчивого и неоднократно выраженного согласия воплотил-таки неосмотрительный хозяйский реверанс в натуральную корзинку с крышкою, полную этих самых колбасок.

— Слышь, начальник, а до порта далеко? — спросил Лёлик, устало ковыряясь в зубах.

— Да недалеко. Как выйдете, так за угол направо и прямо идите. К порту и выйдете, — ответил хозяин.

— А не в курсе, никакая посудина в Рим не собирается отчаливать? — уточнил Джон.

Хозяин подумал и пожал плечами:

— Да не знаю. Туда многие плавают…

— Ну, тогда бывай! — за всех попрощался Серёга.

Без задержек мы вышли на улицу. Закат отгорал, назревала ночь. Лунный серп висел высоко в небе, с каждой минутою наливаясь сиянием.

Возле наших коней патруль легионеров крутил руки двум типам вороватого вида, один из которых на сомнительном латинском старательно божился в том, что эти лошади его, и он их совсем недавно тут оставил.

Мы подошли, и Раис громко крикнул как местечковый начальник:

— А ну, что за делёж вверенного нам имущества?!

Пожилой легионер поглядел на нас и, признав, ответил:

— Да вот, смотрю, кони-то уставные, римские, а эти уж их повели…

— Наши кони, наши… — благодушно сказал Боба.

Легионер нахмурился и строго сказал:

— В этом городе одни жулики. Тут так нельзя ничего бросать…

— А мы их не бросали, мы их на стоянку поставили, — находчиво заявил Лёлик.

— Ладно, — важно сказал Раис. — Под вашу ответственность! Забирайте и храните до прибытия основных сил.

— А мы пока ещё прогуляемся, — торопливо добавил Джон, и мы поспешили свернуть в указанном направлении.

Лёлик напоследок обернулся и крикнул легионерам:

— Вот так Антонию и скажите: нам чужого не надо!

Моя лошадка коротко заржала вслед, словно бы недоумевая: куда это я направился. Стало как-то грустно.

— Ну вот мы и снова пехотинцы! — удовлетворённо сказал Раис.

Довольно долго мы шли неширокой улицей, пока не вышли к крепостной стене. Миновав ворота в башне, пребывавшие в незапертом состоянии, мы оказались на территории искомого порта.

На припортовой площади не было ни души; лишь пара каких-то дворняжек нехотя облаяла нас и удалилась. Миновав ряды каменных сараев с глухими стенами, мы вышли к причалам, у которых на лёгкой волне покачивались суда с торчавшими палками голых мачт. Серёга лихо предложил угнать какую-нибудь триерку, но план был отвергнут в корне.

В дальнем углу порта виднелся огонь, и слышались оттуда живые голоса. Подойдя, мы увидели, как при свете факелов потные полуголые мужики перетаскивали из каменного сарая на судно объёмные тюки. У прогибавшихся под торопливо семенившими грузчиками сходен стоял коренастый субъект средних лет с круглой как тыква головой, на которой жирно блестела в оранжевом мерцавшем свете просторная лысина, украшенная уложенными крестообразно прядями чёрных волос. Одет он был в тёмную шерстяную тунику до колен, подпоясанную широким кожаным с металлическим набором поясом. Субъект внимательно наблюдал за погрузкой и вёл вслух счёт, отмечая заодно нужное в восковой табличке острой палочкой.

Мы остановились за его спиною и стали громогласно оценивать судно. Выглядело оно неплохо: было аккуратным, с высокой мачтой, с плавными линиями бортов, крашенных светлой краскою; ближе к изогнутому носу намалёван был большой раскосый глаз. На корме имелась обширная надстройка, которую Раис назвал каютой и заявил, что именно там он и будет жить.

Счетовод покосился на нас, но ничего противного не сказал. Грузчики закончили погрузку и, извещая о том приподнятыми возгласами, выстроились на пристани тесной кучкой. Субъект подошёл к ним и стал рассчитываться, доставая из подвешенного на поясе кошеля монеты и вкладывая каждому в протянутую ладонь. По окончании расчётов грузчики отправились восвояси, а субъект, искоса поглядывая на нас, неторопливо направился к сходням.

— Эй, командир, ты, что ли будешь капитан? — строго спросил его Лёлик.

Субъект остановился, сложил руки на поясе и неторопливо произнёс:

— Я хозяин. Чего надо?

— Нам, короче, в Рим надо… По делам! — веско сказал Лёлик.

Хозяин подумал, с сомнением глядя на нас, и пожал плечами:

— Можно и в Рим…

— Так берёшь, что ли? — не унимался Лёлик.

— Можно и взять… — буркнул мореход.

— Короче, не ломайся, сколько стоит: говори, — важно молвил Раис.

Хозяин покрутил пальцами, подумал и со скукою начал знакомить с прейскурантом:

— Если с вашей работой и моей кормёжкой, то по тридцать сестерциев с носа, если с работой и без кормежки, то по двадцать, если…

— Ты нас за босоту не держи! — вдруг гневно перебил его до того смущённо улыбавшийся Боба. — Мы люди богатые и знатные! — после чего проворно достал свою диадему и нахлобучил её на затылок.