Виталий Виниус - Римские вакации

Впереди горбатились каменистые холмы незнакомых очертаний, поросшие у подножия густым кустарником и плешивые сверху. У дороги стояло ветхое полуразвалившееся строение, руины которого затягивали переплетения дикого винограда. Вдоль дороги тянулась пустошь, покрытая сухой травой.

— Там акведук был, а тут нету! — вспомнил Лёлик и тут же застенал, обращаясь к Джону: — Ты чо, дура, куда вывел, Сусанин?

— Причём тут я? — резонно ответил тот.

— Главное, из города вырвались, — успокоительно отметил Боба.

— Вырвались! — язвительно взвопил Лёлик. — А куда вырвались?! Куда ехать-то?!

— А ты на свой компас посмотри, — издевательски порекомендовал Раис.

Лёлик машинально вскинул руку, вперился в прибор для ориентирования, но ничего, конечно, толкового не высмотрел, после чего надулся и стал изобретательно Раиса обзывать:

— Додик невнятный!… Гузка поросячья!… Цуцик окаянный!… Пожарник недоделанный — в огне не тонет, в дерьме не горит!…

Раис, явно задетый последним величанием, с негодованием рявкнул:

— Ах ты, су…хомлинский!…

Затем, ловко направив коня, приблизился к Лёлику и, грозно посулив:

— Щас как пину пендель! — прямо на ходу попытался привести угрозу в исполнение.

Лёлик в ответ также замотылял ножкой, отчего получилось какое-то ножное фехтование.

— Ну вы, бойцы!… Хорош воевать! — воскликнул Джон. — Тут ситуация критическая, а они всё успокоиться не могут!

Антагонисты вняли призыву, перестали пинаться и разъехались.

— А всё-таки, куда теперь-то? — справился Боба и активно закрутил головой. — Где эта Чебуртинская дорога?

— А вон какой-то придурок иногородний едет. У него сейчас и спросим, — указал Серёга на неспешно приближавшуюся к нам повозку, которую тащили два лениво шагавших ушастых мула.

Ими управлял шедший сбоку растрёпанный, загорелый до черноты пейзанин в залатанной тунике. Он с интересом смотрел на нас, далеко выпятив нижнюю мокрую губу, и при том, по всей вероятности, пытался приветливо улыбаться, что делало его внешность весьма своеобразной.

— Эй, брат, а не скажешь ли ты нам, где тут Тибуртинская дорога? — проникновенно спросил его Джон и криво осклабился в ответ.

Пейзанин посмотрел с приятным удивлением на Джона, задумчиво почесал затылок, скосив глаза в сторону, потом расплылся в щербатой улыбке и застенчиво спросил:

— А ты… по правде мой брат?

Джон, опешив, крякнул и пожал плечами.

— А что? Кто знает, согласно предков и потомков, может, и вправду родственники… — пробормотал глубокомысленно Боба.

Раис пошарил в кармане, достал оттуда сестерций и, показав её пейзанину, спросил строго:

— Так где тут Тибуртинская дорога?

Пейзанин, увидев серебряный блеск, тут же позабыл про генеалогические изыскания, с аппетитом сглотнул и пояснил:

— Обмишулились маненько. Вон там она, — и махнул рукой вбок. — Сейчас чуть дальше проедете, а там за холмом вот этим повернёте налево. Так на Тимбуртинскую дорогу и попадёте.

Раис с явной неохотой вручил ему гонорар, и мы направили коней по указанному маршруту. За холмом свернули налево и поехали по тропе, проходившей через рощу одичавших олив.

— Так у тебя, значит, денежка-то ещё осталась? — обличительно спросил Лёлик нашего казначея и каптенармуса.

Раис помялся, но потом подтвердил:

— Осталось чуть-чуть, — и достал из кармана невпечатляющую горсть серебряных и золотых монет.

— А, может, хватит на домик в деревне? — с надеждой спросил Боба.

— Если только на халупу беспонтовую, — хохотнул Серёга.

Раис побренчал деньгами, вздохнул и неуверенно сказал:

— А чо… Может, попробовать зацепиться где-нибудь в этой… как её… провинции…

— Ага, зацепишься тут без скорострельных аргументов, — саркастически осадил его Джон. — Самого зацепят, да в рабство!… Или ты и на таких условиях согласен?

— Не!… Не согласен… — пробурчал Раис. — Не привык рабом работать… не обучен такой профессии…

Джон вздохнул, помолчал, угрюмо глядя на дорогу и сердито хмурясь, а затем пробормотал:

— Мерзавки!… Пригрели на груди… Ведь как к родным!…

Роща закончилась, и, миновав неглубокую канаву, мы выехали на дорогу, показавшуюся уже знакомой, и оглядели окрестности. На фоне городских видов красовался приметный акведук, за ним пост стражи, а потом череда придорожных храмов. Мы развернули коней крупом к Вечному городу, и пустили их неспешным шагом. Торопиться не хотелось.

Утро было вольготное; на голубом небе белыми пышными кучами размещались облака, в своём неторопливом дрейфе то и дело прикрывавшие солнце. Птицы переливчато щебетали в кронах росших по обочинам кипарисов. Воздух был мягок и душист.

Раис всё трогал макушку, непривычно не обременённую брандмейстерским головным убором, а потом пожаловался:

— Эх, каску жалко!… Как же я теперь без неё-то!…

— Потерявши голову, по перхоти не плачут, — резонно заметил Джон.

— Какая ещё перхоть! — обиделся Раис. — Это каска моя личная, заветная!… Где я теперь такую найду!

— Ишь ты! Каску ему жалко! — привычным образом осерчал Лёлик. — А больше ничего не жалко?!… Сам, понимаешь, не уберёг ключ заветный от сундука оружейного!… Весь арсенал тю-тю, а ему только каску жалко!… А сейчас бы стрельнули пару раз, все бы и разбежались… А мы, раз, и власть бы прихватили!… Императорами бы заделались!

— Императоров много сразу не бывает, — возразил Джон.

Когда дорога стала взбираться на холм, коллеги принялись то и дело оглядываться и вздыхать по очереди. Я тоже посмотрел назад — с грустью, порождаемой прощанием с местом, связанным только с приятными воспоминаниями.

Лёлик забормотал под нос печально:

— Да, Рим город ничего себе… Весёлый… Скучать буду… — он ещё раз повернулся, да так и замер, после чего неуверенно спросил: — А чего это там… скачут?

Мы все враз повернулись; из-под акведука шустро вытекали всадники; было их десятка три. На ходу перестроившись в плотную организованную группу, они пустились скакать по дороге столь быстро, словно в их лошадях встроены были моторчики.

— Шухер, погоня! — заорал Серёга.

Коллеги как один завопили всполошённо, захлестали по конским шеям поводьями, замолотили пятками наподобие шпор. Лошади от такого обхождения прянули резко, тут же набрав бодрую скорость; ветер засвистал в ушах. Дорога стала шустро убегать назад; мимо проносились придорожные насаждения, какие-то каменные столбы, не виденные, вроде, ранее, отчего возникала паническая мысль о роковой ошибке, из-за которой несёмся мы чёрт те куда, но только не к заветной пещере.

— По-во-рот!… — орал Лёлик как оглашённый. — По-во-рот!… Не про-пус-ти-те!… Там… храм… был!…

Какая-то нелепая то ли пылинка, то ли мошка попала в глаз, вызвав нестерпимый зуд и слёзы, но никак невозможно было поднять руку для борьбы с этой напастью, не рискуя свалиться на полном скаку. Приходилось терпеть. Время непонятным образом раздвинулось, и каждое мгновение представало вязким долгостроем, успевавшим безмерно надоесть. Тряска выматывала все селезенки.