Виталий Виниус - Римские вакации

Осторожно переступив по очереди через пикантный натюрморт, мы огляделись.

Действо происходило в довольно просторном зале, освещённом множеством масляных светильников, помимо люксов производивших неизбежный тяжкий дух горелого масла. Разнокалиберные посетители, сидя за уставленными питейными наборами столами и не забывая обильно отхлёбывать из вместительных чаш, тискали нарочито визжавших девиц, одетых в короткие яркие туники с шаловливыми разрезами на боках; изредка кто-нибудь подхватывался и, подталкивая перед собой глупо хихикавшую путану, скрывался с нею в одном из интимных закутков, в ряд устроенных в стене, при этом не всегда задёргивая имевшийся полог из некрашеной дерюжки.

Музыкальный фон организовывался оркестриком из четырёх нездорового вида подростков, наяривавших с помощью флейты, бубна, глиняной свистульки и погремушки нечто громкое, быстрое и бессмысленное. Впрочем, на их усердие мало кто обращал внимание; лишь какой-то морщинистый извращенец настойчиво пытался лапнуть за ляжку свистулечника, да детина дикого вида, зажмурившись и качая лохматой головой, неуклюже топтался в луже пролитого вина, пытаясь казаться грациозной павой.

Из глубин коридора, сбоку выходившего в зал, вдруг раздалось басовитое кряхтение, и оттуда вышла, нет, даже не вышла, а надвинулась на нас горообразная бабища бальзаковского возраста с малиновым мясистым лицом, по комплекции удачно годившаяся в Геркулесовы мамы. Ко всему и рост её был совсем не местных стандартов.

Сурово оглядев нас из-под насупленных кустистых бровей, матрона хмуро потребовала внести плату за вход по два сестерция с носа. Джон мило поддакнул и полным заискивания голосом осведомился:

— Простите, сударыня, а не вы ли будете содержательницей сего прелестного заведения?

— М-да… — подозрительно процедила сударыня и сжала кулаки.

Джон криво ухмыльнулся и заторопился продолжать:

— Видите ли, мадам, то есть гражданка… э-э… ваше благородие, мы бы хотели этот ваш… бордельчик взять, так сказать, в смысле на ночку… Со всеми удобствами… Не затруднительными для вас, ваше сиятельство…

Хозяйка сурово насупилась и недвусмысленно стала засучивать рукава, обнажая необъятные жирные ручищи с могучими бицепсами. Джон ойкнул, побледнел и торопливо попятился, выталкивая перед собой тщательно упиравшегося Лёлика. И неизвестно, в какую бы трёпку всё это вылилось, но тут выскочил вперёд нетерпеливо подпрыгивавший Раис:

— Короче, тётенька, мы тебе денежки, а ты нам на ночь хату с девочками. И чтоб никаких конкурентов. Лады?!…

Джон с видимым облегчением отпустил Лёлика, закивал головой и вытащил из кармана щедрую горсть монет, в которой приветливо поблескивал один ауреус. Великанша расслабилась, задумчиво подёргала себя за седые усы, единым взмахом выгребла у Джона монеты, пересчитала и решительно повернулась к гулявшей публике.

— А ну, кончай веселье, и вымётывайтесь все отседова! — гулкий бас хозяйки перекрыл общий гам, как гудок океанского лайнера заглушает несолидные свистки портовых буксиров.

Оркестрик захлебнулся, гуляки изумлённо уставились на матрону; послышались возмущенные вопли.

— Я кому сказала: вымётывайтесь! — отрезала хозяйка, не показывая склонности к компромиссам. — У меня банкет!

Посетители, недовольно ворча, стали выбираться из-за столов и покидать помещение. Извращенец, напоследок цапнув юного музыканта за мягкое место, подрулил к великанше и, встав на цыпочки, что-то зашептал ей на ухо, крутя в пальцах монету. Хозяйка, внимательно его выслушав, повернулась к нам и буднично спросила:

— Эй, вас мальчики интересуют?

— Нет, что вы, мадам, только девочки! — зачем-то кланяясь, торопливо ответил Джон.

Извращенец радостно агакнул, сунул монету хозяйке и, схватив вяло упиравшегося ойстраха под микитки, потащил того к выходу.

Великанша пошуровала по закуткам, выгоняя клиентуру безо всяких скидок на щекотливость ситуации и стадию процесса; клиенты, несмотря на подобный фашизм, напоминавший ушат ледяной воды во время сладкого сна, тем не менее, подчинялись почти беспрекословно — видно было, что тяжеловесная матрона имела авторитет непоколебимый. Впрочем, один дерзкий юнец, по всему страдавший возрастной похотью, попытался, не слезая с пышных телес меланхоличной путаны, качать права и вспоминать про демократию, но хозяйка, не утруждая себя дискуссией, лёгким движением руки смахнула наглеца на пол, после чего все вопросы разрешились сами собой.

В которой герои сначала не спят, а потом ночуют.

Мы же на время уборки помещения отвернулись к стене и, словно происходившее нас совершенно не касалось, добросовестно изучали нарисованные прямо по штукатурке картины. На них художник с живой непосредственностью изобразил любовные парочки в разгар телесных упражнений, имея в виду то ли сцены из жизни данного заведения, то ли пособие для неискушённых посетителей.

— Прямо Камасутра какая-то… — пробормотал с одобрением Джон.

Когда же мы вновь обратили взоры в зал, там оставался лишь один детина-танцор (ну и местные девушки, естественно — которых, впрочем, можно было отнести к инвентарю).

Детина всё так же продолжал бессмысленно топтаться на месте, преглупо улыбаясь, затем посуровел, встал в позу и открыл значительно рот. Но сказать ничего не успел, так как великанша с великолепной ловкостью повернула его лицом к двери и так наподдала коленом, что дверь плясуну пришлось открывать головой.

Выдворение нежелательных элементов с блеском завершилось. Хозяйка оглядела по-орлиному зал, затем отрывисто скомандовала сбившимся в табунок девицам обслужить гостей по первому разряду и деловито удалилась.

На некоторое время воцарилось молчание; мы смотрели на девиц, девицы на нас, пауза затягивалась, но тут Раис, переминавшийся на месте как жертва энуреза, часто засопел и напористо прошептал:

— Чур, моя вон та, с титьками!…

Шёпот его в полной тишине прозвучал отчётливо и доходчиво. Тут же все разом раскованно задвигались, коллеги захмыкали и загмыкали, Лёлик, поправив очки, отпустил комментарий о страдальцах, Джон широко и умильно заухмылялся, девицы захихикали в ответ, стали принимать ненавязчиво картинные позы — короче, контакт был установлен.

Мы по-домашнему свалили снаряжение в угол и, приглашающе кивая феям, приноровились рассаживаться. Те сейчас же с похвальной готовностью кинулись менять чаши, приносить полные кувшины, потом стали садиться подле, а поскольку их было несколько более нашего числа, то случилась некоторая суматоха, в результате которой не столько выбирали мы, сколько выбирали нас; один Раис, проявив принципиальность и отпихнув пару особо назойливых, с расцветшим на челе удовлетворением завладел приглянувшейся сотрудницей заведения, самым весомым достоинством коей были, несомненно, особо крупные боевито торчавшие перси, до треска распиравшие тонкую ткань туники, сквозь которую явственно выступали огромные выпяченные как мужичьи кукиши соски, отчего казалось, будто приспособлены были барышней за пазуху остроконечные шеломы знатно башковитых витязей.