Юрий Ижевчанин - Критический эксперимент 2033

После такого пассажа пришлось потрясённого Гигия приводить к присяге богу Единому. Он дрожал от страха и пытался уклониться: «Мой учитель, ученик самого Пифагора, не раз твердил нам, что поклоняться Богу единому — гибель для мира, потому что человек бесконечно ниже Его». «А мы не поклоняемся. Почитаем и служим», — уже привычными словами отрезал Квинт.

Сияния родила ещё одного сына, а через шесть месяцев Порция вторую дочь. На некоторое время это обострило отношения между женщинами, поскольку Порция чувствовала себя ущемлённой: у неё дочери, а у наложницы сыновья! Но затем, хорошенько поругавшись, женщины вдруг помирились и начали что-то обсуждать между собой, скрывая даже от Квинта.

А в Риме произошло ещё одно неоднозначное событие. Родственники принесли к алтарю неведомого Бога парализованного Тита Латиния. Они помолились, прося ему сил, а сам Тит попросил их добавить: «И ясности ума, и воли, чтобы понять Путь свой и пойти по нему, несмотря ни на что». После чего помолился сам и вдруг встал! Все закричали, что Бог явил чудо. А Квинт, который, по счастью, был рядом, счёл нужным вмешаться:

— Этот человек всей душой открылся Богу. У него была больна именно душа, а «Nam pharmacum aegri mentis est oratio» (Молитва — лекарство для больного душой). Тит Латиний, я знаю, что ты должен был что-то важное сделать, но не мог. Теперь тебе дали силы выполнить свой долг. Расскажи всем, что случилось.

— Явился ко мне во сне сам Юпитер и гневно заявил, что первый плясун на Играх был неугоден ему и оскорбителен для Города и богов его. Он велел мне передать Сенату, что нужно повторить Игры полностью, и с подобающей пышностью. А иначе город и войско его будут ввергнуты в пучину несчастий. А я, поскольку я ничтожный плебей, не осмелился это сделать. Да и стал бы Сенат меня слушать? Я же не трибун и не Квинт Фламин. Тогда семью мою стало постигать несчастье за несчастьем, бог вновь явился ко мне во сне и за трусость поразил меня параличом. Теперь я рассказал, и ты, Фламин, можешь передать всё Сенату. Ой. Почему так заболела голова?

Тем временем на слух о чуде стекался народ. Появился и царь Аппий. Неожиданно для Квинта, он снял венец и сказал:

— Говорю как частное лицо. Неведомый Бог и Юпитер вместе поразят тебя беспощадно, Тит Латиний, если ты лично не выполнишь своего долга. Сенат должен услышать всё не в пересказе, чтобы иметь возможность задать вопросы. А ты, Квинт Фламин, вместе со мною сопроводишь этого плебея в курию.

Квинт понял, что глупо и неуместно обижаться на то, что сейчас Аппий ему нечто приказал. Вместе они сопроводили Латиния, которого пришлось полдороги нести, в Сенат. Там, очень удивившись такой странной свите, расспросили плебея. Аппий, усевшись в своё кресло, объявил Великие игры совершёнными огрешно и назначил через год новые Великие Игры.

— Город сейчас наслаждается миром и процветанием. И мы должны провести эти Игры так, чтобы их великолепие поразило всех соседей. Даже надменных этрусков из Вейй.

Но не всё было хорошо. Если патрициев, и особенно сенаторов, трибуны немедленно осаживали, когда те пытались кого-то взять в кабалу, то «своих» плебеев они расспрашивали и часто позволяли увести кабальника. Так что ростовщичество спустилось от сенаторов к плебеям.

Рим тщательно готовился к Играм. Из Этрурии и Великой Греции пригласили лучших танцовщиц и танцоров. От всех италийских народов созывались певцы и рассказчики. Финикийские и пунические мимы и фокусники тоже начали стягиваться в Рим к началу Игр. А вместе с ними и всякая шушера: воры, шлюхи, нищие, мошенники. Но в целом даже расходы по подготовке Игр сейчас шли на пользу Риму, который продолжал богатеть.

Квинт вынужден был мотаться между Римом и Склоном. К Склону он прикупил ещё пару соседних наделов, но почему-то при этом лицо у процветающего плебея было несчастным. На одном из новых наделов обосновался лагерь сообщества вольских учеников, другой практически полностью присвоили жёны и Медония (друидка Медб). Они попросили выстроить там домик, купили, чтобы хозяйничать в нём, немую рабыню и частенько обретались там, не подпуская никого из мужчин (правда, со своими малолетними детьми и с тремя девочками, младшими дочерьми из семейств Волков: Терцией, Спурией, Петрой). Квинту они отговаривались тем, что на участке много лечебных трав и что Медония передаёт им и девочкам-ученицам тайные рецепты снадобий и тайные способы лечения.

Вольски, которых стало уже пятнадцать, по согласованию с Квинтом, Сильвием и двумя друидами: Ларом Друидием Луллием (Ллуэллином) и Серторием Друидием Мастариксом (Мастаригом) — взяли своему сообществу имя Рысей. Друиды предупредили, что рыси — гораздо более коварные и своенравные твари, чем волки, но трудность задачи подружиться с рысями не отпугнула вольсков и первые шаги к этому они уже сделали.

Маний Туллий, один из лидеров Рысей, пригласил в Анций Медонию Друидию, и та отобрала двух вольских девочек в дополнение к трём римлянкам.

Как говорили римляне, Лупанара настигла кара богов. Он заболел отвратительным недугом: вшивой болезнью. Слава о друидах-врачевателях уже разнеслась по Риму, и Тит Титурий послал к ним своего раба с богатыми дарами. Но друиды подношений не взяли, сказав, что грешник должен сначала очиститься и помолиться неведомому Богу, и лишь затем они смогут его лечить. Титурия перекосило, поскольку буквально во всех тяжких грехах он был виновен. Но, поколебавшись дня три, и будучи дальше не в силах выносить медленное гниение и съедение заживо, он решился.

Для тяжелобольных было разрешено пройти очищение после молитвы, но покаяться в своих грехах обязательно и публично. Народ собрался слушать покаяние Лупанара. Тот начал с того, что по его знаку на алтарь вывалили кучу золота и драгоценностей.

— О великий и могущественный Бог, имя которого не может быть ведомо людям! К тебе, высочайшему, прибегает ничтожнейший из квиритов Тит Титурий Лупанар! — начал ростовщик и сводник свою исповедь и молитву. — Грешен я и недостоин просить Тебя, всемилостивого, надеюсь лишь на милость Твою и молю Тебя спасти мою душу и тело, о высочайший! Я даю обет никогда не почитать никаких других богов и после выздоровления поставить Тебе храм.

Квинту хотелось смести с жертвенника нечистые приношения и в гневе прогнать «кающегося мытаря». Резкая боль в голове остановила его. А Луллий хладнокровно расчистил часть жертвенника и возжёг благовония.

Лупернал каялся в блуде, в насилии, в ростовщичестве и даже в убийствах. Квинт ощутил, что народ завороженно слушает это покаяние, а Тит уже чувствует себя героем дня и перечисляет свои грехи со всё большей гордостью, не переставая плакать и восхвалять неведомого Бога. Но вдруг Лупанар посинел, захрипел и умер прямо у алтаря.