Юрий Ижевчанин - Критический эксперимент 2033

Самонадеянность сына ещё более встревожила Фламина. Он может и недооценить Зи-Аст, и не увидеть за первым соблазном второй, менее очевидный, зато более коварный. В таком состоянии Евгений почти пропустил мимо ушей рассказ сына, как они вышли в море на двух лодках, там отрабатывали морское сражение и вдвое меньшая команда Авла побила соперников, захватив их лодку и искупав их как следует.

— А потом на пирушке они меня так расхваливали, что Зи-Аст расцвела от гордости за любовника и до самого утра мне спать не давала.

Сияния немного успокоилась и ночью сказала мужу во время объятий:

— Как мне будет приятно узнать, что сын подарил этой обольстительнице отступное и она ушла как побитая собака! Как мне будет приятно видеть до этого, что соблазнительница подчинилась нашему наследнику и он овладел не только телом её, но умом и чувствами. Ты прав, мой любимый муж: сын наш должен быть отличным воином и в этих сражениях. И мои сыновья станут такими же, ты ведь постараешься?

— Конечно, любимая! Надеюсь, что дети наши станут славой и гордостью нашего рода и Рима.

— И вольсков. И Карфагена. И кельтов, — каждый раз целуя мужа, высказала свои мечты жена. — У нас их как раз четверо. Хватит на всех.

Фламин не стал гасить её энтузиазм. А про себя подумал, что жена уже распределяет в уме «уделы» между сыновьями. Так хорошо относится к Авлу не только потому, что ей симпатичен красивый и умный юноша, но и потому, что она не видит в нём соперника своим детям: им всё равно придётся разойтись в разные страны и лучше, если они будут поддерживать друг друга.

И вот торжественно двинулось семейство Фламина в Карфаген. Хозяин и наследник ехали на слоне, Сиянию несли в паланкине. Сопровождало их человек двадцать челяди. Жена чуть ли не два часа подбирала драгоценности и платье, а до этого часа четыре ей делали сложную причёску. Правда, в паланкин она уселась в старой одежде, чтобы платье не пропотело в дороге. Мужчины решили одеться строго, без драгоценностей, но по-пунически. В городской дом заглянули на часок, чтобы обмыться и переодеться.

Евгений повторил Авлу и Сиянии правила поведения, если их разведут по разным местам. Не возмущаться ничем, мы гости и изменить ничего не сможем. Не одобрять ничего, что не согласуется с Путём Бога Единого. Если спросят, не лгать, а вежливо уйти от оценки. По мере возможности одобрять то, что возвращает на Путь Господа, даже если оно окружено мерзостями. Такая похвала, в частности — возможность уйти от оценки дурного. Не поддаваться дурным воздействиям и стараться избегать одурманивающих средств. Если чувствуешь, что начинает расслабляться воля, лучше впасть в физическое расслабление и попросить немедленно отправить домой из-за плохого самочувствия. Всё время применять духовную защиту, и в трудных случаях немедленно взывать внутри себя к Богу, не стесняться просить у него сил и стойкости, ясного ума и духа. Твёрдо отказываться от кровавых обрядов, мучений и извращений, не приносить жертвы идолам и не поклоняться им, ссылаясь на обет Богу Единому, но можно молитвой Богу Единому попросить поддержать остальных в духовном совершенствовании. В остальном стараться следовать местным обычаям.

А затем на конях и в паланкине новоиспечённые латифундисты проследовали в главный храм Астарты.

В храме их сразу же разделили. К Фламину подошёл верховный жрец Баала Миркан вместе с другими жрецами высшего ранга, и начал с ним беседу о вере Бога Единого, её обрядах и соотношении с верой Баала. При этом он с товарищами постепенно уводил Евгения всё дальше от остальных и усадил на скамьи верховных жрецов. Авла сразу осадили молодые аристократы и их отцы, уговаривающие принять их сыновей в учение. Сиянию подхватили дамы и жрицы. Более того, именно к ней почему-то подошёл суффет с семьёй. Старшая жена суффета Аллит представила мужу Сиянию, и та оказалась среди жён и дочерей высшей знати, в середине семьи Бод-Мелькарта.

Празднество началось с торжественного шествия под музыку, как будто давящую людей и внушающую им чувство ничтожества перед богиней. Молодые жрецы Баала преподнесли Астарте «подарки от мужа», а затем начались молитвы и танцы. Постепенно молитвы становились всё более экстатическими, а перемежавшие их танцы всё более эротическими, доходящими до моментов плотского соединения в фигурах. В конце концов под громогласный удар барабанов и вой труб один из молодых жрецов отрезал себе до крайности напряжённый фаллос и бросил на жертвенник перед богиней.

Карфагеняне ликующе закричали: «Богиня оплодотворена!». Искалеченного унесли. Остальные запели гимн Астарте, матери всего живого, покровительнице любви и плодородия. Под тяжёлыми взглядами жрецов Евгений нашёл выход: он воздел руки к небу и возгласил:

— Бог Единый, имя которого неведомо, благослови всё то в этом празднике, в народе карфагенском и в его богах, что соответствует Пути, который Ты им предначертал!

Удивительно, но его слова и мысль проникли в умы Авла и Медонии, и они произнесли практически то же самое. Можно было бы рассматривать это как чудо, но ведь они так долго настраивались на одну и ту же волну, так что, может быть, это была лишь маленькая помощь помощников Бога. Жрецы Баала, а за ними и остальные, подхватили эти слова, переведя их на пунический почти точно: «Могущественнейший Бог, имя которого неведомо людям, благословил наш праздник и подтвердил, что мы идём по Пути, предначертанному им для Карфагена»! Народ возликовал: ещё один могучий бог благословил Карфаген.

После кульминации все мужчины, даже евнухи, покинули храм Астарты. Оставшаяся часть мистерий была женской тайной.

Евгения не отпустили. Его увели к себе жрецы Баала. Миркан в ходе пиршества подвёл некоторые итоги:

— Баал — бог мужской силы, воинов и правителей. То, как вы служите своему могучему Богу, похоже на наше служение Баалу. Завтра мы испросим у него благословение нашим сыновьям, если они пожелают, служить Безымянному Богу.

— Не безымянному, а Богу, который столь далеко и высоко, что имена Его не могут быть названы на бедном людском языке, — возразил Фламин.

— Могучему Неведомому Богу, послом которого ты служишь, — уточнил верховный жрец. — Ты заметил, что мы наметили на жертвеннике в городском доме слова «Неведомому Богу» по-пунически? Доволен ли ты тем, как их разместили, и можно ли будет их вырезать?

Евгений вдруг понял, что, поскольку римские и пунические письмена идут в противоположных направлениях, для каждого из народов его надпись кажется расположенной выше. Он улыбнулся и одобрил.

— Мы знаем, что ваш Бог запрещает возводить Ему храмы. Наши художники и скульпторы представят тебе рисунки, которыми мы распишем портик, и статуи, которые воздвигнем, а ты вынесешь алтарь на площадь перед твоим домом и будешь там служить и учить наших людей своим обрядам. Постепенно мы сделаем это место одним из красивейших в городе.