Юрий Ижевчанин - Критический эксперимент 2033

Первый день был посвящён в основном анализу мест из Элементов Гигия, поразивших эллинов оригинальностью подхода. Евгений понял, что, обсуждая с Гигием формулировки и доказательства, он невольно передал ему элементы алгебраического мышления. Но почему же здесь не последовало предупреждения и запрета? К вечеру у него сформировался чёткий вывод: самое главное, он не соблазнил греков вернуться от фигур к числам. А европейская цивилизация погибла из-за превращения в идол числа и «точного объективного» измерения одной линейной шкалой. Впоследствии это вылилось в «оптимизацию процессов», когда «улучшая» функционирование каждого работника как «винтика системы», теряли цель всей системы, что приводило либо к полному извращению её работы, либо к подмене работы отчётами и имитацией бурной деятельности. А самое страшное — в «эффективный менеджмент», когда всё измерялось одной шкалой: деньгами, которые стремительно теряли реальный смысл и превращались в симулякр. Так что система оценки и управления с гарантией уничтожала всякое живое дело.

На следующий день разговор зашёл об астрономии. Здесь Евгению и Гигию пришлось столкнуться с чисто научными (без кавычек) возражениями. Про шарообразность земли уже знали. Но насчёт её движения аргументировали: если бы Земля двигалась вокруг Солнца, то на ней бы всё время дул страшный ветер. То же самое, если она вращается. В ответ римлянам пришлось малость посчитать: расстояние до Солнца было уже известно с неточностью всего процентов 50, размер Солнца тоже, и скорость Солнца при вращении вокруг Земли за сутки оказалась бы страшной. А расстояние до планет сумели оценить снизу. И скорости получились ещё более громадными.

— Если вы боитесь ветра на Земле, почему же ещё более страшный ветер не разрушает Солнце и планеты?

Учёным пришлось немного задуматься. Стремясь не привносить новое знание (закон инерции), а просто заставить размышлять дальше, Евгений с Гигием посадили в коробку со стенками из слюды мух, и велели самому молодому из философов скакать во весь опор и заметить, сдувает ли мух. Он честно признался: «Трясёт, но не сдувает». И в рамках представлений об естественном месте и естественном движении заставили эллинов согласиться с тем, что естественное место земного воздуха и земных вещей — вокруг Земли, и они движутся вместе с нею. Что за пределами облаков если воздух и есть, то очень тонкий, дабы не мешать двигаться Луне, Земле, Солнцу и планетам. Ситуация была значительно облегчена тем, что пара геометров, оказывается, в египетском храме наблюдали в нечто типа телескопа горы на Луне и спутники Юпитера. Словом, в конце концов удалось убедить, что гипотеза о движении и вращении Земли не противоречит науке. А когда Гигий чуть заикнулся о том, что звёзды — другие миры, его сразу обвинили в нарушении «моратория» на обсуждение религии, и милостиво разрешили Единобожникам верить в это.

Словом, неделя прошла в напряжённых обсуждениях, в которых в качестве молчуна и слушателя принимал участие Авл. Он обмолвился, что Зейна, кажется, переродилась: стала стыдливой, скромной, в страсти стремится отдавать, а не брать.

У Сиянии Евгений забрал деньги, чтобы она с горя не накупила лишнего на сиракузских базарах. Они были намного беднее карфагенских, но несравненно богаче римских. Провизию закупали Авл с Зейной. Сияния от этого приуныла ещё больше и каждый вечер устраивала сцены, так что Евгений неосознанно стал засиживаться в компании философов за чашею вина. Евгения тоже иногда плакала, вспоминая Карфаген, но утешалась гораздо быстрее. Она даже сказала такое, что порадовало отца:

— Отец, Карфаген богатый, но злой и коварный. Они обязательно убили бы тебя и старшего брата. Хорошо, что мы уехали. А вот Кориолан попался…

Затем, с остановками в Кумах, Неаполе и Цирцеях, корабль доплёлся до Остии. Авл как мальчишка подпрыгнул и прошёлся колесом, когда ступил на родную землю. Семейство Евгения сразу узнали. Тут же он купил коней и повозку и двинулся в Рим. Ему наперебой рассказывали новости. За год произошло много и хорошего, и плохого.

Консулами стали Цезон Фабий и Спурий Фурий. От тройственного союза против Рима отпали дикие вольски, затеявшие свару с кампанцами. Но оставшиеся противники от этого лишь укрепились, договорились между собою и двинулись на римские земли. Эквы осадили латинскую Ортону. Вейяне подходили к самому Риму и грозили начать осаду, правда, не приводя пока что этой угрозы в исполнение. Зато поля разоряли безжалостно. Когда объявили мобилизацию, трибун Спурий Лициний наложил на неё вето до тех пор, пока не будет принят аграрный закон. Поскольку положение было явно угрожающее, против Лициния восстали в том числе и его коллеги. Никто не мог отменить интерцессию трибуна, но среди римских магистратов запрещение всегда было сильнее приказа. Другие трибуны наложили вето на вето. Набор в армию прошёл достаточно гладко. А вот война, можно сказать, позорно. Фурий пошёл на эквов. Те без боя отступили от Ортоны. Он доставил горожанам припасы, а когда ушёл, эквы вновь её осадили, а граждане отказались идти во второй поход. С Фабием получилось ещё более скандально. Он вызвал вейян на сражение и построил своё войско так хорошо, что обратил их в бегство одной конницей. И тут все римляне единодушно разошлись и отправились домой, не преследуя бегущих и не закрепляя победу, а лишь ругая своё правительство и Фабиев. Консул пытался воздействовать на них и приказами, и руганью, и стыдом. Ничего не помогало: терпение народа было на грани.

Так что против бешенства трибуна было найдено лекарство в виде его коллег. После этого сенаторы стали ласково и обходительно обращаться с трибунами, чтобы на будущее кто-то из них всегда оказался на стороне власти.

Увидев, с каким почётом к ней и её семье относятся римляне, Сияния начала немного успокаиваться. Она даже сказала Евгению:

— Как хорошо, что я побыла в обществе утончённых и культурных людей! Теперь я буду блистать в высшем римском. Тем более что я ныне даже по законам твоя полноправная жена. Меня уже пригласили оба семейства консулов.

Такой поворот Евгения устраивал. В Карфагене или у вольсков он поцеловал бы жену. Но строгие римские нравы не позволяли делать это прилюдно. Он просто улыбнулся и ласково пожал ей руку.

Зелёные друиды выполнили обещание, данное римлянам, и прислали своих жрецов для помощи и передачи знаний, и молодых воинов для обучения на Склоне. Не помешало даже то, что разразившаяся междоусобица обернулась для них сплошными неудачами. «Если вначале удача у одних, то в конце она будет у других», — хладнокровно прокомментировала Гвлэдис вести о поражении своих единомышленников. И действительно, пока что зелёные лишь ожесточились, отклоняя все попытки бирюзовых договориться о мире. Сначала те требовали практически полной капитуляции, признания отступников второсортными среди кельтов, а затем смягчились: «всего лишь» разрыва договора с Римом, а также казни нескольких жрецов и вождей, которых они считали виновными в унижении своих богов.