Юрий Ижевчанин - Критический эксперимент 2033

Через три недели после возвращения Евгения из Карфагена в Остию прибыл «философский пароход», как иронически прозвал этот корабль Фламин. Правда, здесь было всё наоборот: с Гигием вместе приехало ещё четырнадцать учёных, философов, поэтов и художников (Фламин порадовался, что последних лишь по одному). Гигий витийствовал:

— Поговорив с тобою в Сиракузах, многие из Великой Греции и даже кое-кто из Эллады, захотели ехать в Рим и просвещать его. Это лишь первая группа, когда они устроятся, многие из тех, кто прочитал «Евангелие об Евгении», потянутся сюда.

Евгения передёрнуло. Гигий и здесь отличился: написал нечто по мотивам его дел и поучений и распространил по всей Элладе.

— А я почему этой книги не читал?

— Я завершил её в Афинах. У меня из рук её вырывали, чтобы переписать.

Прочитав текст, Евгений убедился: тот настолько расцвечен риторикой и приключениями, что все здравомыслящие отнесутся к нему как к роману, а не как к историческому повествованию. Но опыт показал, что начётчиков без капли здравого смысла тоже достаточно, и будут переписывать и распространять сказки о битве Фламина с морским драконом и о победе над дюжиной карфагенских слонов, которыми враги пытались его затоптать.

Учёным купили рощу, которую Евгений назвал «Сады Академа». Софрониск из Афин спросил Евгения, почему тот взял название афинского поместья? Евгений получил довольно сильный укол за то, что неуместно перенёс название из нашего мира, и отшутился, что это случайное созвучие.

В Риме и вокруг него дела развивались своим чередом. Патриции продавили в консулы Марка Фабия, а в коллеги ему народ избрал Гнея Манлия, более, на первый взгляд, склонного считаться с плебсом.

Трибун Тиберий Понтифиций вновь стал вопить об аграрном законе и запретил воинский набор, хотя к вейянам стеклось множество добровольцев из всей Этрурии и они готовились взять Рим. Аппий Клавдий напомнил патрициям и сенаторам, начавшим было скандалить, что добром можно добиться большего. Они стали обхаживать трибунов, и все остальные девять наложили вето на вето.

Битва с вейянами осталась легендой в римской истории. В прошлом сражении вейяне отступили, едва увидев среди римской кавалерии слонов. Сейчас профессиональные погонщики-пунийцы уехали, сказав, что их служба была платой за службу Фламинов. На слонов взгромоздились кое-как обученные римляне.

Битва долго не начиналась, хотя вейяне вовсю поносили римлян, называя их сыновьями волчиц, сук и шлюх, народом ублюдков, трусами, оправдывающими трясущиеся коленки и обделавшуюся задницу внутренними раздорами. Консулы приказали казнить любого, кто попытается сражаться, и это оказалось правильной тактикой. Воины, которым запретили биться, стали рваться в бой. И в конце концов консулы, взяв с римлян клятву победить, вывели войско в поле.

На сей раз слоны приняли участие в сражении, которое началось весьма беспощадно и кровопролитно. Они быстро обратили в бегство вейян, но сами взбесились от ран и обратились после этого на римлян. Слоны затоптали пытавшегося их остановить консула Манлия и бывшего консула Квинта Фабия. И римляне тоже стали поспешно отступать, правда, выкликивая победные кличи. Слоны затем пали от ран, а взаимное поражение римляне засчитали как свою победу.

Фабии сделали то, что вернуло им расположение народа. Марк Фабий отказался от триумфа, омрачённого смертью двух славных мужей. Род Фабиев разобрал по домам раненых воинов, обеспечил им наилучший уход и друидское лечение. Тем самым народ склонился на их сторону, и консулом согласием патрициев и плебеев был избран Цезон Фабий вместе с Титом Вергинием.

Новый консул немедленно взял быка за рога и предложил дневных децемвиров для решения раз и навсегда вопроса об аграрном законе.

Фламин выступил в этой закрытой коллегии с речью:

— Децемвиры! Сам вопрос об аграрном законе ставится неправильно. Собственники боятся, что под предлогом раздела у них отнимут землю. Получившие её даром и ничем не связанные обладатели немедленно продадут или пропьют её. Вот и продержится аграрный закон один день, потом опять начнёт подниматься и ослаблять Рим. А нам пора объединиться и двигаться брать Италию.

— Не понимаю, к чему ты клонишь? — спросил патриций Пизон.

— Не спеши, Пизон. Вопрос слишком серьёзный. Мы должны выйти из храма с решением, устраивающим всех здравомыслящих патрициев и плебеев, богачей и бедняков, а лишённых здравого смысла не раздражающим: таким, чтобы большинство их временно почувствовали себя победителями. Посмотрите, что получается. Богачи присвоили себе права большие, чем Республика. Республика не может отнять надел гражданина, любой заимодавец может. А люди присвоили себе права большие, чем мать-земля. Ведь ещё пару лет назад земледелец, истощивший землю дурным хозяйствованием, даже не порицался: его собственность. Хозяин — барин. Сейчас его ругают друиды, но ведь это не выход!

— Опять обиняки! Переходи к делу или заткнись! — раздражённо потребовал Пизон, но другим было любопытно, и они его остановили.

— Раз Земля выше божеств и ниже лишь Бога Единого, то принести обет клиента ей будет лишь почётно для любого римлянина. Даже Бог разрешает своим почитателям такую клятву. А, значит, клиент должен собственными руками и руками своей семьи обрабатывать этот участок, ласкать Землю и кормить её. Обет должен быть наследственным. Участок этот должен быть неотъемлемым никем, ни по какому поводу, неделимым и необъединимым. Хозяин может лишь передать его по наследству тому, у кого нет неотъемлемого участка и кто приносит клятву клиента Земле на этом поле. А повредил своё имение — исправляй всё сам. Никому передать не можешь, и будут виновный и его потомки вкушать плоды неразумия и жадности своей.

— Но ведь тот, у кого фамилия большая, сможет захватить большой участок? — возразил Пизон.

— Я сказал genus, а не familia. Этот участок нужно запретить обрабатывать рабам и наёмникам. Такое поле хорошо иметь даже богачам: ведь мало ли как повернётся Фортуна к их роду в будущем? Тем самым мы лишим возможности зажиточных бездельничать и наслаждаться извращениями, как в Карфагене. Мы ничего ни у кого не забираем, и владельцы не возразят. Не хочешь закреплять за собой надел и себя за наделом — держи язык на привязи и не приноси клятву клиента. Так что свободу римлян мы тоже не затрагиваем. И последнее. Женатый римлянин, получивший либо купивший надел и принёсший клятву клиента Земле, переходит в её фамилию и освобождается от отцовской власти.

Вот теперь Аппий довольно заулыбался: ему явно понравилось решение. Закон о неделимом наделе семьи был единогласно принят Сенатом и комициями.