Владимир Сербский - Пятый прыжок с кульбитом

Армянскую песню приняли хорошо, даже тепло. Оркестр не подкачал, и Сеня солировала прекрасно. В этом отделении концерта мы выступали последними. А песня с кавказскими интонациями «Ойся ты ойся» завершала русский концерт. Она должна была поразить немецких гостей, запомниться им, как вишенка на торте. И солистки произвели фурор. Когда под хоровое пение они выплыли с разных сторон на сцену, одна с шашками, другая с нагайками, зал замер. Ну где они там, в далекой Германии, могли увидеть фланкировку в девичьем исполнении? Редкое зрелище, это вам не пиво дуть из литровых кружек.

Со сцены нас долго не отпускали, вместе с аплодисментами подбадривая криками «давай еще». И где только немки такие слова выучили? Мы с Антоном мысленно переглянулись, и я предложил:

- А давай «Ду хает»?

- Мало репетировали, - засомневался он. - И потом, нам же худсовет и так утвердил две песни вместо одной. А тут третья, и без санкции. Хм...

- Послушай, парень, один раз живем, - плавно надавил я. - Ну вот что они тебе сделают?

- Пропесочат, - поежился Антон.

- И что? Первый раз, что ли? Зато немок пригвоздим насмерть. Глядишь, весной в Германию позовут с ответным визитом. Ты же хотел мир посмотреть?

- Эх, где наша не пропадала, - решился он. - Алла, заводи!

Композиции «Ду хает» начиналась отвлекающим маневром струнной группы, с прелюдии на тему «фуги ми бемоль мажор». Первой вступала виолончель, затем подключались мандолины и скрипки всего ансамбля «Мечта». Чудная мелодия Баха завораживала. И когда нежные симфонические переливы вдруг сменились жесткими ритмами тяжелого рока, зал замер в шоке.

А у представителя министерства культуры челюсть отпала натурально. Даже лысина заблестела, ведь эту отсебятину он нам точно не утверждал. Вслед за первым гитарным риффом Анюта свирепо пробасила в микрофон, глядя на его лысину

Последовал короткий проигрыш, и она дважды повторила эти же слова. С угрозой в голосе и на немецком языке, естественно.

Мощь нашего оркестра, усиленная напором струнного ансамбля, повергла представителя министерства культуры в растерянность. Затем на смену оцепенению пришла паника. Не веря самому себе, Иванов даже оглянулся в зал, но увидел лишь круглые глаза немецких студенток. Наши студенты сидели в задних рядах, поэтому реакцию представитель не разглядел. Впрочем, она была точно такой же. Мимика педагогов музпеда также не страдала особой оригинальностью.

Недавно Нюся получила новые колонки для бас-гитары, солидные и могучие. И регулятор громкости басовки выкрутила на полную. Вместе с ней гитара Антона и синтезаторы Ули Тулаевой работали как единый организм. Бочка Женьки Иволгиной качала драйв вовсю, барабаны гремели, а кубинские банки Вари добавляли жару. И еще у нас был собственный альт, тромбон и флейта в руках несравненной Жанны и сестер Гольдберг, которые не простаивали, дело знали. В нужные эпизоды альт заменялся ритм-гитарой, тромбон саксофоном, а флейта губной гармошкой.

Вместе с Анютой солировала Сеня Люлька. И если Нюся третировала взглядом советскую блестящую лысину, то Сеня выставила обвиняющий палец в лысину представителя министерства культуры Германии, соседа Иванова. Редкие волосики на затылках обоих культуристов стояли дыбарем.

Музыкальная теория утверждает, что для правильного контакта с залом необходимо обращаться к конкретному слушателю. Об этом нам твердила стреляная птица Надежда Константиновна, и зал внимал, даря тот самый контакт. Значит, наука помогла.

А произношение помог поставить педагог с кафедры немецкого языка. Текст несложный, вроде бы получилось:

Низкий женский голос принято называть «контральто». Но девочки взяли так низко, без грудного резонирования, что получился настоящий бас-профундо. Бархатная тембровая окраска голосов здесь заменилась яростными металлическими нотками. Несомненно, зал шокировался этим дополнительно. Настолько, что студентки из немецкой делегации восхищенно загудели. Они не ожидали исполнения на родном языке, ну и иронию сразу прочувствовали. А девочки продолжали с брутальной суровостью, чисто по-немецки:

Одновременно с последними аккордами зал разразился восторженными криками и свистом. У них на Западе это запросто, могут выражать свои чувства, как хотят. Только вместо криков «бис» германские студентки начали скандировать: «Ду хает! Ду хает!». Мы с Антоном посмотрели в первый ряд, который не хлопал, и потом мысленно переглянулись - да, головомойки не избежать. А если выволочка неизбежна, чего тогда бояться? «Ду хает», так «ду хает»!

Повторили. Однако после исполнения на бис нас не отпустили. Зал бесновался, требуя еще чего-нибудь криками «давай еще».

- Данке! Вас гейт аб? - заорал Антон, окончательно нарушая регламент. - Эс гейт!

Очередным номером беззаконного концерта стала композиция «Мое сердце горит». Группы Рамштайн, конечно. Эти ребята много чего насочиняли, а мы творчески переработали. Вступление и начало песни в симфоническом стиле касалось всего оркестра, включая струнную группу. Основой для прелюдии послужили мотивы «Турецкого марша» Вольфганга Амадея Моцарта. И особенно плотно звучали синтезаторы, нагоняя тревогу.

Внезапно Анюта вкрадчиво объявила зловещим немецким голосом:

На этом месте плавно вступали ударные инструменты, обозначая ритм. Анюта добавила в голос силы и злости:

Но все это были цветочки, потому что в припеве произошло усиление вокала Сеней и гитарными мускулистыми рифами Антона. Сочно звучала партия альта, сопровождаемая струнными инструментами ансамбля «Мечта». Хор прорывался фоном. А затем взорвался криком припев:

Ну и далее по канону, за исключением одного слова. Одно лишь добавленное слово «Америка» переворачивало смысл песни группы Рамштайн с ног на голову. Или наоборот? Неважно. Важен посыл:

Неожиданно для всех Сеня перешла на высокое оперное сопрано: