Владимир Сербский - Пятый прыжок с кульбитом

Лёля покачала головой:

- Медицина была на предыдущем этапе, теперь она бессильна. Если ваша теория верна, то причиной всему стресс. Слишком много событий происходит в нашей конторе. Здоровья они не добавляют точно.

- Так ты на курорт в одиночку собралась?

- Одиночество - скука, - она рассеяно оглянулась. - Лечу с Никой Авдеевой.

- Вот как?- я даже заворочался, поскольку таких деталей не знал.

- Подруге горящие путевки случайно достались. Когда она предложила, я даже не раздумывала ни минуты. И мама ее подписалась на женскую дискотеку.

- Мама?! - не поверил я своим ушам. Все закручивалось разительным образом.

- Лизавете Сергеевне какой-то спонсор деньжат подкинул, - она поправила блузку на плечах. - Представляете? Так-то они раньше потратились серьезно, все средства на лекарства для мамы угрохали. Ну и бог с ними, с деньгами, главное - лечение помогло.

И эта новость тоже стала для меня откровением - Авдеевы на Новый год собирались ехать к тетке, в деревню. Настоящая ёлка, костер, снежки, и все такое. И вот на тебе. Конспираторы, блин... Впрочем, спонтанные решения - характерная женская черта. Слабая половина человечества больше других доверяет своим чувствам и интуиции.

На пороге спальни тихо появилась овчарка. Она села, и укоризненным взглядом уставилась на меня: мол, сколько можно болтать? И вообще, чего лежим, кого ждем? Давно гулять пора! А Лёля обернулась ко мне с неожиданным заявлением:

- Я вам очень благодарна за помощь и участие. Но дело не в этом. Козьма Прутков советовал: зри в корень, но смотри шире.

- Посмотрела? - хмыкнул я, скрывая улыбку.

- Ага. Лучший способ узнать, можно ли доверять человеку - это доверять ему. Когда увидела вас в первый раз, то сразу поняла, что будет потом, - она повела пальчиком вокруг себя. - От вас исходит тепло, и это сладко для меня.

Дикий зверь, дремлющий под рукой, поднял голову. Только что он высосал полную бутылочку детской смеси, но вкусные слова продолжали вызывать неподдельный интерес. Тема еды вставала перед ним часто и остро.

Лёля подхватила котенка, чтобы чмокнуть в нос:

- Увидимся в следующем году. Будешь ждать меня?

- Будет, - буркнул я.

В этом маневре все женщины: сначала боятся, а потом меры в ласке не знают. Разбаловала мне животное, которое на своем матрасе лежать не хочет, все норовит под боком прикорнуть.

- Вы тоже?

Я молча кинул.

- Смотрите, Антон Михалыч! - она погрозила пальчиком. - У женщин отвратительная память, они все помнят.

- Сама смотри, - возразил я. - А то еще украдут ненароком в гарем... Мальдивские мусульмане ушлые ребята.

Лёля хихикнула:

- А я не дамся! И потом, по их меркам я уже старая. Двадцать два года - солидный возраст. Ну все, помчалась. Надо еще домой заскочить. Спасибо, и с наступающим Новым годом!

Новый год замечательный праздник, он дарит робкую надежду и смутное ожидание перемен к лучшему. Пусть не поголовно, но многие люди верят: невзгоды останутся в этом году, и в следующем все будет хорошо. А почему нет? Все обязательно будет хорошо.

- Погоди прощаться, - поднялся я. - Мы с Мальчиком проводим до ближайших кустиков.

Светало. Двор старого дома притих в предрассветном забытье, передыхая перед очередной вспышкой людской суеты. Даже бездомные кошки, караулящие сердобольных бабушек у подъезда, куда-то попрятались. Зато на душе заскребли собственные кошки, проявляя вдруг явное беспокойство. Овчарка тут же прочувствовала меня - уши сторожко напряглись.

Едва мы показались из арки, как черный «Гелендваген», припаркованный напротив, дрогнул дождевыми каплями на окнах. Тонированное стекло задней двери поехало вниз, и чуйка моя заверещала пуще дикой свиньи. Инстинкты требовали немедленных действий, но первой отреагировала собачка Мальчик. Она бросилась в сторону, уходя с линии огня. Последующий выход в атаку всегда производился сбоку или сзади противника. Овчарку так научил инструктор в школе, и это правильно.

Времени я тоже не терял, сумев в одно короткое мгновенье впихнуть несколько разных действий. Первым делом подбил Лёле ноги и уронил ее на тротуар. Стоя на колене, крикнул собачке «бойся», чтобы она залегла и не вздумала рыпаться. Практически одновременно с этим остановил текущее время и передернул затвор автомата, который сам прыгнул в руку. Приклад успел упереться в плечо, когда в окне «кубика» показался ствол.

Украшенный характерной мушкой калаша, он двигался сверху вниз. В конце движения круглый зрачок дула уставился мне в лицо. Найдя цель, он безо всякой паузы задрожал, загрохотал, расцветая лепестками огненных цветов на кончике дульного тормоза. Мрачный взгляд этой кобры выплюнул не менее двух десятков блестящих пуль. И в сизом облаке выхлопа они вальяжно направились в мою сторону.

Это совпало с ответным огнем моего оружия. Как известно, упражнение, повторенное триста раз, становится условным рефлексом. Повторение - мать учения, а с автоматом ШАК-12 я тренировался часто, под мудрым руководством Артема Трубилина. Справа защелкали пистолетные выстрелы. Это охрана, наконец, вступила в работу, выскочив из своего «Рено».

Событий случилось много, а произошли они в один миг. Мир остановился окончательно, и свет моргнул, переключаясь на повышенную яркость. Стая пуль, с прохладцей плывущая ко мне, заблистала зловещими бликами с медным отливом.

И все-таки ответная очередь оказалась быстрее. Не только благодаря моей реакции, скорее всего, гораздо более мощный патрон сказался, сработал активнее калаша. Словно корабль на свежей волне, «Гелендваген» покачнулся, прошитый насквозь, вместе с внутренним содержимым. Крупному калибру пофиг, какой кожей обтянуты скелеты сидений и пассажиров. Перечеркнув угловатый силуэт германского автопрома слева направо, крупнокалиберные пули без всякой задержки достигли здания напротив, чтобы серьезно нарушить его покой - стена дрогнула. Неторопливо посыпалась штукатурка, а над блестящей дверью маникюрного салона «Ручки-ножки» вспыхнула синяя лампа потревоженной сигнализации. Она должна была моргать, но остановленное время процесс затормозило. Впрочем, неважно, это заведение теперь нескоро увидит ножки своих клиенток - зеркала внутри помещения разлетелись тысячами ярких звезд.

Толстое витринное стекло, простреленное раньше зеркал, держалось какие-то мгновения. Но все-таки посыпалось. Мелкое крошево осталось висеть в воздухе мерцающим облаком, а крупные куски полетели неспешно и величаво, будто осенние листья. И все осколки сверкали алмазными гранями, ярче крыльев шмеля. Вот только вместо стеклянного звона слышалось ровное гудение, на одной тягучей ноте.