Антон Марахович - Азовский поход

Убрать "тело" было явно некому: Галунные считали это ниже своего достоинства, Гнат один бы просто не справился, а казачья застава ещё почти в полном составе храпела во все дырки. Я позволил себе соизволить заметить этих попугаев. Неспеша натянул портки, рубаху, незаметно приспособил гарнитуру связи под париком, подпоясался верёвкой и одел неизменную торбу. Ступил на причал и подошёл к разделяющей нас тушке Проньки:

— Чего надобно? Служивые. — просипел пропитым голосом.

Чины напротив довольно заметно стушевались. Потом один помладше, но уже мордатый, закричал, хотя нас разделяло всего два метра:

— Перед тобой, холоп, полковники Московского Царя! Изволь почитать!

Ну, как же. Слышали уже: — "И вообще, встать, когда с тобой разговаривает Подпоручик!"

— Этож в какое место мне вас почитать прикажете, Ваше Высокородь? И какой ногой? — не подумав, на автомате ляпнул я.

"Полковников" буд-то ветром снесло с причала. Шум-гам, забегал Гнат, пытаясь привести в чувство своё воинство. Ох, чую — быть большой бузе! Надо как-то разруливать. Сигаю в баркас и ору:

— Мыкола! По газам, ходу! — взрыкнул мотор.

Кныш, как всегда, на высоте. За три минуты отпрыгнули от причала метров на триста, чтоб из пищалей не достали. Наш драп задом, без вёсел и ветрил, да такой резвый вновь вогнал в ступор служивых на берегу.

М-да-а… Пронблеммма!

— Ну и что теперь прикажешь делать, чтобы эти бравые товарищи не сожгли нас на костре, аки колдунов? — чисто риторически вопросил я Мыколу.

Тот нарочито-глубокомысленно полез пальцем в нос, потом почесал репу и, вдруг, заблажил дурным жалобным голосом на всю реку:

— Проша!!! Братка! (и когда успел побрататься, мазута?) В баклаге ещё горилка осталась?!!!

— Христиа-а-не! Правосла-а-вные! Не дайте сгинуть невинным душам не за хрен собачий!!! Дайте хучь перед смертью опохмелиться!

Берег дружно грянул хохотом. На душе трошки отлегло и разобрав вёсла мы потихонечку почапали обратно к причалу.

Встречало нас всё, сумевшее проснуться, "обчество лыцарей" с "галунно-пёстрыми" во главе. Лишь только мы с браткой ступили на причал, всё тот же мордатый перец в галунах, перьях и с тростью заорал, пыжась от важности:

— Вы кто такие? Что здесь делаете?

Мыкола, заметив за этими попугаями "братку" Проньшу с бочонком подмышкой и наполненным стаканом в руке, смурно обогнул меня и ступил на берег. Какой-то "пёстренький" попытался ему заступить дорогу, Коля небрежно ладошкой залепил ему "леща", отправив в нокдаун. Протопал к Проньке, истово перекрестился и опрокинул оловянную посудину себе в пасть.

Братва одобрительно загоготала. Я подошёл к краю мостков, старательно помыл руки, умылся и не спеша, важно вышагивая босыми ногами, подошёл к встречающим:

— Разрешите представиться? Чрезвычайный и полномочный Посол Его Светлости, Князя Антона Буянского, Магистра православного Ордена Отшельников, Адмирала Открытого Моря. Капитан Иван Игнатьевич Смолокуров! Честь имею! С кем имею честь беседовать?

Сперва мои грозные вопрошатели слегка охуели, потом покатились со смеху…

Ну да! Заросший, бородатый, босоногий хмырь, мучимый похмельем, подпоясанный верёвкой — выглядел никем иным, как проходимцем-шутом.

Пока десяток пёстрых попугаев благодушествовала, не принимая меня в серьёз, тыкая в меня пальцами и покатываясь от хохота, я их аккуратненько обошёл и подступился к Проньке с Николаем. Младшой подмигнул своему "братке" и тот мигом плеснул полный стакашек, протянув его мне. Я нарочито медленно-важно обернулся к веселящейся толпе "начальства" и провозгласил:

— За Победу русского оружия! За здоровье Петра Алексеевича!!! Царя Русского! — и опрокинул зелье в рот. Казаки, кто был уже на ногах и в состоянии, мой тост дружно поддержали. Выпили, выхватили свой металлолом из-за кушаков, воздели его ввысь и дружно чего-то там завопили.

— Панове! А вы заметили, что ЭТИ "полковники русской Армии" не стали пить за Победу русского Оружия и за здоровье русского Царя, Петра Алексеича? — промолвил я в наступившей тишине. Казаки злобно заворчали, а "попугаи" растерянно заозирались.

Можно было сказать, что первый тайм мы с Николаем уже отыграли в нашу пользу. Нас тут прямо сразу не зарубят и не сожгут на костре. И то, сахар.

Солнце уже на ладонь выползло над горизонтом. Почти треть наших вчерашних собутыльников ещё валялась кто-где, не отойдя от вчерашнего. Да и воспрявшие ото сна казачки имели вид не шибко пышуший здоровьем… Надо лечить! Царские слуги тоже не лыком шиты. Но у них тока административный ресурс и относительная дисциплина, а у нас бочки с винищем.

— А что, панове-товарищи? Есть ли в ваших винных погребах зелье достойное благородных лыцарей?

— Мыкола, бисова душа! Дэ горилка?

Пронька виновато одной рукой побултыхал бочонком:

— Маловато будет, всего маненько осталось. На всех не хватит.

— А шо у нас, братка? Шо маем? — озабоченно вопросил я Николая.

— Та нимае ничого, капитан. Одна мальвазея с Неаполю, та бочонок хереся мальтийского и бильш нычого. На корапь плыть надобно. Коль позволишь, я мигом.

— Долго цэ. Тащи мальвазею! На безрыбье и раком дашь!

Кныш ускоренно протопал к баркасу, а я, умышленно не обращая внимание на насупленных Царёвых Слуг, взял под руку Гната-"бойцового петуха" и проникновенно забубнил, дыша на него перегаром:

— Гнат, друже, а что ушица у нас со вчерашнего осталась? Дюже я уважаю по утру с похмелья юшечку похлебать. Ты уж расстарайся, уважь, братан. Тама ещё пол сома-рыбы в бочонке киснет. Посидим счас, погутарим-побалакаем, на грудь примем, здоровьишко подлечим.

Сотник судорожно сглотнул, покосился на мордастого "подпоручика" и подмигнул мне:

— Счас сделаем, капитан.

И тут же начал пинать ещё спящих казаков и раздавать ЦУ ближним неопохмелённым страдальцам. Табор забурлил. От шлюпки припыхтел Мыкола, катя перед собой почти семипудовый бочонок с вином. Несколько добровольцев кинулись ему помогать. Кныш, как ни в чём не бывало деловито занялся хозяйством:

— Ты, чернявый, неси вон тот пустой казан… Так, держи ровней. — и выбулькал в казан литров десять мальвазеи из бочки.

— А теперь потихонечку… Держи крепче, наклоняй! — пристроил над бочкой "баклажку" с оставшейся чачей (А оставалось около восьми литров) и нежнэнько сцедил чачу в бочку с мальвазией.

— Да здравствует Ёрш!!!

"Подпоручик" со своими прихвостнями решил, наконец, вновь проявить иннициативу:

— Ты, холоп! Ты и твой брат арестованны!

Четверо в зелённых кафтанах окружили нас с Николаем.

— Шо? Опять за рыбу гроши? — возмутился Кныш.

— Сударь, вы выполняете приказ Главнокомандующего российской Армии боярина Шеина или генерал-адмирала Лефорта, или самого российского царя Петра Первого? — без всякого придуривания спросил я спокойно и строго.