Владислав Савин - Зеркало грядущего [litres]

Она рассмеялась нервным смехом:

– И самое мерзкое, что ты идешь. Потому что дома отец без ног, после русского фронта. И малолетняя сестренка, которую после ждет твоя же судьба, и ты мечтаешь лишь, чтоб попозже. Мама умерла в сорок седьмом, тогда была холодная зима, а бритым немецким шлюхам надлежало ходить с открытой головой даже в мороз – она простудилась и не было денег на врачей и лекарства. А у тебя нет работы и никуда не берут – если не пойти с американцем, то не будет денег даже за квартиру заплатить, еду иногда приходилось буквально на помойках подбирать, и одеваться совершенно не по сезону. Вдвойне гадко, что американцы это все понимали – и могли сказать «приходи завтра, нас будет четверо, и с каждого по пять долларов тебе», – и в их глазах это считалось «помощью». Ненавижу, твари, чтобы вы сдохли все!

И добавила, взглянув на меня:

– Бывало и так, что сутенером собственной жены выступал ее муж. Когда в семье не было денег. И ему платили, те же пять долларов. Итого десять – что хватало, чтобы прожить вдвоем один день, ну два, максимум три. А затем снова приходилось искать клиентов. Среди американцев – наши были далеко не так щедры. Вершиной считалось, если к пяти долларам прилагалась еще банка консервов, сигареты или чулки – ради того приходилось изображать страсть и лгать о любви. А они уходили, считая себя благодетелями, козлы! Ты спрашивал, отчего я решила, что Лекур – янки. Взгляд на меня, в самую первую секунду будто раздевает и оценивает на соответствие их стандарту – обхват груди, талии и бедер. Я видела такое у всех, кто был у меня в Париже, и у этого Доусона тоже. Американское дерьмо – его последние слова были: «За что?» Даже подыхая не понял, урод! И прости за спектакль – но тебе было бы приятно сейчас счищать с сиденья кровь или отскребать мозги от стекла?

В Аррасе мы пообедали в ресторанчике и купили дневные газеты, экстренный выпуск. На всех полосах было про Париж, и еще про взрывы в Лионе, в Тулузе. Ничего не было сказано, жив ли президент – но было написано, что в нашей квартире нашли какие-то документы на немецком и русском, а также мой партийный билет. Этого не могло быть, потому что свой билет я сдал нашему секретарю, «товарищу Мишелю», как и было положено перед секретной миссией – и это было не в Париже! И я не видел там, на Ришар-Ленуар, никаких документов на русском и немецком. Зато эта старая ворона снизу отлично нас запомнила – и в газетах была моя фотография с того партбилета, а также рисунки наших физиономий – сходство относительное, но узнать можно.

– Мы в дерьме, – тихо сказала Адель, – надо исчезнуть отсюда и из Франции, как можно скорее!

Я надвинул шляпу на лоб, и мы поспешили к машине. Отъехали без проблем, но когда мы выбрались из Арраса, моя спутница сказала – останови! Нас искали, как самых важных преступников – и надо было удирать как можно скорее, молясь, чтоб удалось проскочить таможенный контроль. Но Адель сказала это таким тоном, что я подчинился.

– Иди сюда. На заднем сиденье хватит места, я знаю. У меня никогда не было приличного парня, одни лишь американцы. Если нас завтра поймают и убьют – я не хочу умирать с этим.

А я подумал, что если Лекур и правда янки, то он свинья – мог бы нам дать не бельгийские, а американские документы. Поскольку граждане США не только имеют право пересекать границу Франции без всяких виз, но и делают это, как правило, без всякого досмотра и проверки, по одному предъявлению паспорта.

Мы еще не знали, что когда мы убили Доусона, какие-то местные мальчишки слышали выстрелы. И видели на дороге нашу уезжающую машину, не разглядели номер, было далеко, но запомнили цвет, черный с желтым. Сказали о том взрослым, а те сообщили жандармам. На въезде в Лилль нас ждали двое полицейских на мотоциклах – остановили, спросили документы. И тут выстрелы – жандарм, что спрашивал паспорта, хрипит и падает, схватившись за живот, второй в испуге вскидывает руки и кричит «нет», но через секунду падает тоже.

– Гони! – крикнула Адель с браунингом в руке. – Этот нас узнал: взгляд, и рука к кобуре. Граница близко, успеем!

Десять километров. Причем первые – по улицам Лилля. Просто чудо, что я никого не задавил. Но проклятый телефон, нас там уже ждали – военный грузовик поперек дороги, и солдаты с винтовками, не американцы, французы. Пытаюсь развернуться – слышу крик офицера и знаю, что солдаты сейчас вскидывают оружие, как у расстрельной стены. Жму на газ, и тут мир вокруг разлетается на осколки, вместе с ветровым стеклом, и идет кувырком. Автомобиль переворачивается – от пули, попавшей в заднее колесо. Адель умерла легко и быстро – пуля в голову. А меня вытащили живым.

Меня не пытали и почти не били. Привезли в Париж, держали в камере без окон – не знаю, сколько часов или дней. Затем повели на допрос – и сначала сделали укол, от которого накатила апатия, безразличие ко всему, пусть даже завтра настанет всемирный потоп или начнется атомная война. А после – укол, от которого захотелось говорить без остановки. Я не помню вопросов, которые мне задавали, но мне сказали, что я выложил все.

И дали свежие газеты – из которых я узнал, что все было напрасно: президент жив, революции не случилось. Зато моих товарищей по всей Франции арестовывают и убивают – и саму ФКП завтра объявят вне всякого закона. По воле подавляющего большинства французского народа – «собственность, семья, религия, порядок».

«Вашингтон пост». 15 ноября

Коммунистический путч во Франции окончился провалом. Достоверно установлено, что за покушением на президента Франции стояли коммунисты – один из непосредственных участников схвачен и даст показания перед Международным Уголовным судом ООН. Остается установить роль провокаторов из ФКП в «парижском инциденте», когда наш бомбардировщик вынужден был аварийно сбросить атомную бомбу на французской территории. Народ Соединенных Штатов верит, что Франция останется бастионом свободного мира против коммунистической угрозы – однако надеется, что господин де Голль впредь проявит должную твердость в борьбе с террористами и бунтовщиками.

Согласно официальному заявлению Правительства Франции, конференция по Индокитайскому вопросу должна открыться 17 ноября. Народ Соединенных Штатов, как и все культурные нации, будет с интересом следить за ходом этого мероприятия в надежде, что принятые там решения наконец принесут на землю Вьетнама мир и порядок.

Бао Дай, император Вьетнама

Эта страна меня недостойна. Дикость, бескультурье, невежество – в век пара и электричества. Даже все прогрессивные и передовые идеи Европы тут так выворачивают наизнанку, что творится бог знает что. Во что превратили Вьетнам!