Владислав Савин - Зеркало грядущего [litres]

– Пожалуй, так будет лучше, – кивнула Анна. – Конечно, это лишь мой взгляд, но думаю, присутствующие с этим согласны, – она взглянула на Сталина и Пономаренко, те промолчали. – А что касается имен, ну можно вставить хотя бы иногда что-то узнаваемое нашими современниками?

– А вы уверены, что это так нужно? Дар Ветер – недостаточно понятное нашим соотечественникам имя? И прочие тоже из современных нам земных языков. Так, Веда Конг – это «познавшая путь»: Веда – знание, Конг – иное наименование шуньяты, божественной пустоты в буддизме. Очевидно, предки Веды имели индийское происхождение. Низа Крит – это с греческого – ссылка на культ Диониса: Низа – это по мифу, место его происхождения, а через Крит культ этого бога пришел в Грецию. Бина Лед – «холодный разум»: Бина в каббале – разум, интеллект, ну а Лед – вполне современное русское слово. Ива Джан – «душа ивы»: Джан на тюркском «душа», то есть в ее предках была и русская, и тюркская кровь. Мвен Мас – его имя состоит из слов языка африкаанс… То есть в именах героев зашифровано их происхождение – от русских, греков, индийцев, тюрков, японцев, персов, итальянцев, французов, немцев, африканцев – вот в чем смысл, чтобы показать объединение в будущем всех народов Земли в единую нацию и в то же время сохранение их далекими потомками исторической памяти о своих предках. Пусть имена героев «Туманности Андромеды» и не современные нам, но они показывают происхождение своих владельцев. Вам не нравится такая концепция?

– Интересно, а ведь что-то в этом есть! – произнес Пономаренко. – Вполне можно оставить. Но и добавить кого-то с более узнаваемыми. Товарищ Ефремов, возможно, что вашу книгу будут читать по всему миру и через тысячу лет – но пока что ее должны прочесть и понять советские люди, наши современники, и ближайшие пара поколений, живущие до этой «перестройки» (это слово Пономаренко произнес с брезгливостью).

– Хорошо, я подумаю над этим. А какие еще недостатки вы видите в книгах?

– Например, география, – сказал Кунцевич. – Что там Веда Конг в передаче по Кольцу рассказывает? Все население собрано в тропическом и субтропическом поясе, дальше зоны степей, где стада пасутся, а на севере уже никто не живет, будто бы холодно. Это что ж, выходит, Москву, Ленинград – покинули, и даже как памятники не сохранили? А как с гумилевской теорией о связи этноса с ландшафтом – вот я где только не был, но к среднерусской местности привык и переселяться куда-то в Индию не захочу. Лично мне даже мурманский холод как-то переносимее, чем в Ашхабаде сорок градусов в тени – и с точки зрения экономики еще неизвестно, что дешевле, обогрев или в каждое помещение по кондиционеру. И Русский Север мне люб – чтобы оттуда всех выгнать, это я только новый ледниковый период могу представить, чтоб вот на этом месте, где сейчас Москва, Питер, Архангельск, Вологда – и лед толщиной в километр, как во времена мамонтов было. А может – это как раз по вашему сюжету, – атомная война, глобальное изменение климата, «ядерная зима» и снова ледники на пару тысяч лет? Логично выходит, однако!

Ефремов уже открыто улыбался:

– Почему вы, товарищ Кунцевич, всегда ищете среди причин только нечто… «силовое»? Обязательно кто-то согнал людей с места, их заставило это сделать что-то страшное, они от чего-то бежали… Я понимаю вашу привязанность к родным местам, но даже за последние тридцать лет в пределах только нашего Советского Союза миллионы людей постоянно перемещаются от одного его конца до другого. Кто-то потом возвращается в те места, где родился, а кто-то предпочитает остаться на новом месте на всю жизнь. Я, например, родился неподалеку от Ленинграда, вырос в Бердянске, на Украине, ну а теперь вот уже сколько лет живу и работаю в Москве. А когда все народы мира объединятся в такой же Союз, что помешает людям так же перемещаться по его территории? А каков будет итог таких перемещений за две тысячи лет? Со временем, по мере того как человечество будет обустраивать планету и менять на ней климат, центр населенности планеты станет перемещаться в наиболее удобные для жизни места, и это может занять века. Постепенно будут строиться новые города, а старые – становиться все менее населенными, пока их окончательно не покинут. Что касается вашего вопроса про сохранение Москвы и Ленинграда, точнее части их – как архитектурных памятников, то, каюсь, этот вопрос я действительно совершенно не затронул, сочтя не столь важным при описании далекого будущего. Что ж, полагаю, если в последних войнах с капиталистическим миром эти города не погибли – ведь всякое могло случиться, – то в будущем, например, Кремль и собор Василия Блаженного стали бы охраняемыми историческими памятниками. Стоящими посреди лугов, видимо. Если хотите – можно даже поместить их под стеклянный колпак. Вы считаете это необходимым, чтобы «приблизить» далекое светлое будущее к современности и современному советскому народу?

– А хотя бы! – серьезно ответил Кунцевич. – Как у Мартынова в «Госте из бездны», вы ведь читали? Время то же, что у вас, год три тыщи восьмисотый, – а с набережной Невы шпиль Петропавловки виден. Вы ведь для нашего читателя пишете, с русским менталитетом? А у нас даже в конце века американская «мобильность» прививалась с большим трудом – это у них принято, из родительского дома выпорхнул в совершеннолетие, сел в автобус и погнал по всем штатам, где тут работа есть, – а в России даже из Пикалева, когда там завод закрыли, уезжали с большой неохотой, «здесь наш дом». Это ведь очень важно, не только для человека, но и для нации в целом, не быть «иванами, не помнящими родства», а знать свои корни. Если за нами история – которой можно и нужно гордиться. Как вот римляне – свой Колизей и дороги сохранили.

– После того, как много веков использовали его как каменоломню, – вставил Ефремов, – брали оттуда камень для своих домов. Не будь Колизей таким большим, ему бы не дожить до наших дней – что и произошло со множеством других древних сооружений… Кстати, и римские дороги пережили все Средневековье исключительно потому, что были выстроены очень прочно, действительно на тысячелетия. Мода на сохранение своих корней и любовь к античности вернулась в Европу несколько позже, уже при Возрождении. Что же касается переездов, которые так не любят в вашем времени… А вы не думали, что в значительной мере причиной этой нелюбви является не желание сохранить свои корни, а просто страх – страх неизвестности будущего, потери надежного места проживания и работы, неизвестности того, как встретят на новом незнакомом месте?.. Это очень даже свойственно капитализму, а в коммунистическом обществе подобного страха не может быть в принципе. Потому и «мобильность» населения, как вы выразились, – резко возрастает. Люди встречают новые места, новых знакомых и новую работу не с опаской, а с интересом и любознательностью…