Владислав Савин - Зеркало грядущего [litres]

Для него нашли место на корме. Тарахтел мотор, за бортом расступалась вода. Разлившийся после дождей Меконг широко нес желтые воды на юг, к морю. В караване было с десяток таких же, относительно крупных барж, и еще вдвое больше катеров и лодок помельче. В небо смотрели стволы пулеметов – говорят, у коммунистов авиация есть, уже были потери. Узнать подробнее не удалось, так как не все солдаты понимали по-английски или по-французски – а кто понимал, опасался своих офицеров, грозивших наказанием за «паникерские слухи». Впрочем, и это репортер знал по своему опыту, неопытный солдат всегда склонен преувеличивать вражескую угрозу. Вот и чужой берег приблизился, совсем мирный и не страшный – лес стоит стеной, спускается к воде. Здесь всегда реки были вместо дорог – вот караван свернул в протоку, Великая Река осталась за кормой. В небе серые тучи, но дождя нет, и даже солнце проглядывает – отличная погода здесь для начала ноября, завершение сезона дождей – скоро и засуха настанет, до апреля.

Стучал мотор, прямо внизу. Может, оттого, репортер сразу не различил натренированным ухом звук откуда-то из-за леса. Сначала слабый, но все усиливался, вот уже и солдаты на палубе в тревоге завертели головами. А репортер достал свою камеру, всегда бывшую наготове – что бы ни случилось сейчас, надо это запечатлеть.

Штурмовики появились внезапно. Угловатые зеленые самолеты, казалось, заполнили все небо в один миг. Сорвались из-под крыльев ракеты, замерцали огоньки на дулах пушек. Как свинцовый дождь прошелся по палубе, пронзая тела людей. Встали водяные столбы, взметнулось пламя взрыва на соседней барже – прямое попадание. А штурмовики с воем неслись вдоль каравана, рассыпая смерть – вода кипела от взрывов и горела от разлившегося напалма. Одна из барж повернула к берегу, идущая следом не успела изменить курс и врезалась в нее, с обеих палуб в воду посыпались солдаты. Берег казался близким – но как выплыть, когда на тебе винтовка, ранец, подсумки, сапоги? А взрывы в воде глушат пловцов, словно рыбу, и напалм на поверхности горит – наверное, так выглядит ад.

Он был хорошим репортером – Роберт Капа, вошедший в историю еще самым первым своим известным снимком, «Смерть республиканского бойца» (кстати, тот человек, как выяснилось позже, остался жив). В иной истории Капа погиб в Индокитае в мае 1954-го, подорвавшись на мине, – был тяжело ранен, до госпиталя не довезли. Здесь же не нашли и тела – только фотокамеру, предусмотрительно прикрепленную к пробковому футляру-поплавку, что было чудом. Достоверно неизвестно, как камера после попала в посольство США – по официальной версии, ее подобрал кто-то из спасшихся солдат и показал своему офицеру, который знал, что с ней делать. Еще большим чудом было, что на пленке сохранилось несколько кадров.

Фотография первая. Содержание ясно из подписи – через час большинства из этих солдат, грузящихся на корабль, уже не будет в живых.

Фотография вторая. Штурмовики в атаке, летят прямо на фотографа, видны огни выстрелов на стволах пушек. Подпись: «Железные птицы современного апокалипсиса».

Фотография третья. На воде горит напалм, в огне можно различить головы и руки плывущих людей. Подпись, одно слово: «Ад!»

Пибунсонграм,

диктатор и премьер-министр Таиланда

Неужели американцы нас обманули?

Они всегда были нашими друзьями. Даже простили, что в ту Великую войну мы были на стороне Японии – их врага. Дали нам экономическую помощь, кредиты. Перевооружили нашу армию, сделав ее «самой сильной в Юго-Восточной Азии», так сказал сам Макартур, величайший американский полководец, победитель самураев. Оказывали нам даже деликатные дружеские услуги, как в сорок шестом, когда Его Величество Рама Восьмой был убит прямо во дворце – не будем вспоминать, кто и как это сделал, так нужно было для блага страны!

Они с полным пониманием отнеслись к нашим заверениям, что некоторые провинции Лаоса (до половины его территории) исторически принадлежали нашему королевству и были злодейски отторгнуты французскими колонизаторами при захвате Индокитая. Они утверждали, что там нас ждут с распростертыми объятиями, возмущенные предательством короля Сисаванга Вонга, заключившего кабальный договор с Вьетнамом. Что кто-то из лаосских наследных принцев готов поднять восстание против коммунистических захватчиков – а французы уже вывели все свои войска, и нам будет противостоять лишь слабая королевская армия и плохо вооруженные банды Патет Лао. Но надо спешить, пока туда не вошел Вьетконг! Впрочем, и в этом случае Соединенные Штаты окажут нам всяческую поддержку.

Мы поверили – и в первый день казалось, что так и будет. Доблестная тайская армия, форсировав Меконг, захватила Вьентьян и все города на том берегу реки, самые богатые и развитые провинции. Осталось лишь взять Луапрабанг и заключить выгодный мир – исторически наши территории вернутся к нам, на оставшихся будет дружественное вассальное государство во главе с кем-то из благоразумных принцев королевского дома. Мы готовились уже праздновать победу и чествовать своих возвращающихся героев.

И под нами разверзся ад. Вместо Патет Лао нас встретила регулярная армия вьетнамских коммунистов, вооруженная с помощью СССР. А русская авиация захватила господство в небе, терроризируя наши перевозки и нанося бомбоштурмовые удары. Уже через неделю мы удерживали на том берегу лишь несколько плацдармов, изолированных друг от друга, прижатых к Меконгу, простреливаемых насквозь, потери были просто ужасны. Погибли лучшие наши полки, цвет нашей армии, во вновь формируемых частях стремительно росло дезертирство. Наш американский союзник в ответ на наши просьбы о помощи прислал нам оружие – но солдат надо было еще обучить. В то же время посол США в резкой форме возразил против наших попыток заключить мир.

– Продержитесь еще чуть-чуть, – сказал он, – пока не произойдут некоторые политические события. Ваша страна была и будет для нас – часовым свободного мира в Юго-Восточной Азии. И этот свободный мир ожидает, что вы выполните свой долг. Ну, а Соединенные Штаты будут благодарны и вашей стране, и лично вам.

Второе заседание Ордена с участием И. А. Ефремова.

7 ноября 1953 г.

Утром по Красной площади прошли войска московского гарнизона. А вечером гуляющие москвичи смотрели на фейерверк. Красный день календаря – Седьмое ноября.

А у товарища Сталина – рабочий день. И это ничего, что поздний вечер, после всех товарищей по квартирам казенным транспортом развезут.

Меня сместить нельзя – лишь убить. В той истории вышло, в этой – не дождетесь! Пономаренко полностью в курсе, тот матерьяльчик из будущего смотрел. Лаврентий здесь тоже всецело на моей стороне, помнит, что «не быть тебе первым никогда, зато вторым ты незаменимый». Армия, флот – тоже: Василевский, Рокоссовский, Кузнецов в Тайну посвящены, Лазарев и остальные гости из будущего полностью на меня поставили, запись характерная есть их разговора, «у нас как новый вождь, так новая чистка, так что многая лета товарищу Сталину». Жуков пока не в Ордене, но лоялен, помнит тот разговор: «Тебя, дурачка, как пешку решили разыграть, на тот случай, как я помру». И Власик, которого я здесь не выгнал, бдит как цепной пес. Хрущев до сих пор в Ашхабаде сидит – и что-то мне кажется, недолго он проживет после того, как я помру, не простил ему Лаврентий «английского шпиона». Молотов старательно показывает профессионализм, то есть ни во что, кроме своего министерства, не вмешивается. А Маленков с Кагановичем ведут себя подчеркнуто лояльно – знают коты, чье масло скушали, ведь и тут что-то замышляли, но дальше разговоров не пошло (вся прослушка у меня в архиве). Ну хоть что-то сделайте, чтоб дать мне законный повод – просто так даже вас нельзя, свои не поймут, против не выступят, а недоверие затаят. А если не дадите – то на следующий день, как я помру, Пантелеймон вас «на пенсию по состоянию здоровья» выкинет, ему тоже потенциальные заговорщики в правительстве не нужны, и он знает, что они с ним самим в той истории сделали, из членов Президиума ЦК и зампредсовмина – послом сначала в Польшу, а затем вообще в Непал. А мне сколько тут отпущено – наконец отдыхаю. Пантелеймон дела тянет исправно – могу наконец сосредоточиться на идеологии. Поскольку это у нас самое слабое место.