Владислав Савин - Зеркало грядущего [litres]

Без пяти одиннадцать на площадь въехали четыре абсолютно одинаковых черных лимузина с затемненными стеклами – выехавшие из внутреннего двора Елисейского дворца и по пути несколько раз менявшие места в колонне. Показалась знакомая длинная фигура президента, в неизменном генеральском мундире – вот он поднялся на трибуну, публика приветствовала восторженными криками, аплодисментами, засверкали вспышки фотоаппаратов. И президент начал свою речь.

К площади Бастилии сходятся с десяток улиц и бульваров. На северо-восток отходит бульвар Ришар-Ленуар, на протяжении восьмисот метров прямой как стрела, а затем загибающийся влево, к северу. Оттого из окон дома, углового с бульваром Вольтера, открывается вид вдоль, прямо до площади Бастилии. Квартиру под номером 30 на пятом этаже снимал месье Лекур, крепкий мужчина лет пятидесяти, отрекомендовавшийся пришедшим с проверкой жандармам как «человек искусства, скульптор и художник». В самой большой комнате – как раз той, окна которой выходили на бульвар и площадь Бастилии вдали – полицейские увидели массивный станок, на котором возвышалась незаконченная гипсовая статуя, еще в комнате наличествовали необходимые принадлежности, вроде ящиков с глиной, гипсом, цементом, стеллажа с инструментами, полок с книгами и журналами по искусству. Отчего студия в этой комнате – ну вы ж понимаете, мне нужно больше света, а тут окно как раз на юг. Еще в квартире был молодой человек – «это Поль, племянник, помогает мне, хотя у него душа больше к технике лежит», в одной из комнат стоял верстак, рядом в беспорядке валялись какие-то железки, детали, инструменты, стоял полуразобранный мотоцикл – «временно, пока не удастся недорого снять что-то на первом этаже или в подвале, но чтобы обязательно неподалеку, дяде приходить помогать». Полицейские сунулись было в ванную комнату, тут же раздался женский визг – «там Адель, с которой мы уже здесь в Париже познакомились, господа ажаны, ну будьте же деликатны». Документы у всех троих оказались в полном порядке – девушка из ванной не выходила, ее сумочку с паспортом нашел Поль – и в квартире не было абсолютно ничего похожего на оружие. К тому же, как подумал многоопытный сержант, отвоевавший в Индокитае и уволенный из армии по ранению, из этого окна при всем желании не попадешь, слишком далеко. Нет, на войне бывало всякое, и ходили легенды о стрелках-виртуозах, кто мог попасть в тебя из русской винтовки с расстояния в километр – но террористу, в отличие от военного снайпера, надо убить гарантированно, и не случайного вражеского солдата, а конкретную фигуру, то есть стрелять в голову, а не в корпус – потому все известные на этот день случаи политических убийств, совершенных стрелками, были с дистанции не более двухсот-трехсот метров. Домам в этом радиусе от площади Бастилии и уделялось самое пристальное внимание в этот раз – ну а подозревать в злоумышлении всех мирных парижан, живущих ближе километра к охраняемому объекту, это уже паранойя, мы ж не каратели нациста Достлера и не агенты гестапо или НКВД!

Было без четверти одиннадцать, когда месье Лекур сказал – начинаем. Снять со станка статую было нетрудным делом для двоих мужчин – можно было просто спихнуть на пол, но тогда будет шум, привлечет внимание соседей снизу, пожилой супружеской пары месье и мадам Кантен, а они могут тогда сюда подняться, или в полицию позвонить. Так что потратили на пятнадцать секунд дольше – все действия были хронометрированы, не раз уже тренировались, засекая время – понятно, не в этой квартире. Закрепить на станке сложного вида конструкцию, прихватить струбцинами. На расстеленном брезенте из комнаты Поля появляются детали, длинная труба оказывается стволом, к ней присоединяется затвор, газоотводный механизм, и вот уже в сборе пушка «испано-сюиза» калибром двадцать миллиметров, какие в недавнюю войну ставились на английских, американских, французских истребителях – да и сейчас стоят на реактивных «дассо», что над крышами летают. Всего сорок три кило веса – вдвоем легко поднять и закрепить на станке, в той самой конструкции, как на лафете. Теперь барабан с патронами, шестьдесят снарядов, вылетят все за пять-шесть секунд, еще двадцать восемь кило. И самое сложное – установить оптический прицел, чтобы без малейшего рассогласования даже в доли градуса, ведь пристрелки не будет – в вертикали можно по уровню с пузырьком установить, а по горизонтальной наводке вся надежда на вот этот узел сверхточного изготовления, кронштейн для прицела. Теперь навести и закрепить жестко, чтобы вибрация от стрельбы не сбила прицел – у «испано» сила отдачи четыреста килограмм. Если бы полицейские попробовали сдвинуть станок с места, то удивились бы его тяжести. Быстросхватывающийся цемент на все винты наводки. Проверить электроспуск, присоединить хитрый прибор. Теперь пушка начнет стрелять после того, как будет нажата эта кнопка и отработает часовой механизм. Время – без двух одиннадцать. Нет, Поль, ставь на пять минут, раньше Генерал не закончит. А у нас будет лишнее время, чтобы уйти.

Черт! Звонок в дверь! И голос соседки снизу:

– Месье Лекур, откройте! Это я, мадам Кантен. Сейчас президент по радио будет выступать! Да откройте же – я знаю, что вы дома. Я вам домашнего печенья принесла.

Что делать? Если, как это часто делается, соседку пустили вперед жандармы, чтобы ей открыли дверь, то это конец. В подвалах Службы безопасности с пойманными террористами обращаются как в гестапо с бойцами Сопротивления. Но не открывать нельзя – эта старая дура поднимет шум. Тихо ее придушить – а если месье Кантен позвонит в полицию, обеспокоенный отсутствием супруги? Весь Париж на ушах стоит, мимо окна уже дважды армейский патруль проехал – еще неделю назад газеты и радио предупреждали о возможных коммунистических заговорщиках, намеренных устроить беспорядки, а также криминальном элементе, который этими беспорядками рад будет воспользоваться. Так что сделаем по-другому – живи пока, старая ворона!

– Мадам Кантен, спасибо, – Поль в одних брюках и майке, босой, открывает дверь, – вы очень добры. И у вас очень вкусное печенье было в прошлый раз.

– Вы позволите мне войти? – старуха пытается пролезть внутрь.

– Поль, ты скоро? – из комнаты, наклонясь, выглядывает Адель, плечи голые, к груди прижимает полотенце, а что одежду лишь приспустила, не видно. – Ах, мадам Кантен, можно мы зайдем к вам после? А сейчас у нас дела.

– Ах, проказники! – мадам грозит пальцем. – А вы разве обвенчаны? Знаю, что время сейчас… но все же грех!

Ушла, старая корова! Вот дверь внизу хлопнула, щелкнул замок. Время одиннадцать ноль три, президент уже говорит! Ставь на пять минут – и уходим.