Владислав Савин - Зеркало грядущего [litres]

– Но, сэр! – пытался возразить Джимми, – я всего лишь рассказывал правду, как было. А как ее толковать – это уже личные проблемы тех, кто услышит.

– Правду, только правду, и ничего кроме правды… – повторил адмирал. – Сейчас, попав на край жизни и смерти, я понял высший смысл нашего англосаксонского правосудия. Что нет никакой абсолютной правды – а есть то, что было доказано, то есть что было выгодно сильнейшей из спорящих сторон. И в этом есть высшая справедливость: сильнейший должен выжить, а слабый – уйти. Если ваша правда для нас не полезна, то на кой черт она нужна? Когда придет приказ, вы так же займете место в кабине. И будете за это мне благодарны – поскольку там окажется безопаснее в сравнении с тем, что здесь. Может быть, вам повезет дожить до конца войны в русском плену, поскольку дотянуть до ближайших наших баз у вас не хватит топлива, а наших палуб уже не будет. Политики, может быть, и дерьмо иногда – но есть еще и Америка, именем которой они правят. И сейчас не мне, не вашингтонским политикам, и даже не президенту надо, чтобы мы все шли на смерть – а ради того, чтобы Соединенные Штаты стали чемпионом. Надеюсь, что вы сделали верные выводы из нашей беседы. И что когда придет приказ – выполните свой долг американского гражданина и солдата.

В офицерской кают-компании было шумно. Пилоты авиакрыла «Иводзимы» веселились в баре. К Джимми подошел приятель, капитан Фаулер, летавший на «кугуаре», стал говорить на излюбленную тему – что будет делать, когда завершится его контракт: «Женюсь на своей Мэри, куплю дом в Массачусетсе, открою свое дело». Джимми спросил: а что ты думаешь насчет того, если завтра нам придет приказ?

– Как к вероятности, что завтра Господь объявит о наступлении апокалипсиса, – хохотнул Фаулер, – но не всякий спор кончается дракой. Чаще бывает, что стороны расходятся, уступив, – и кольт вкупе со словом всегда бывает успешнее просто слова. Сейчас мы как кольт у виска русских, всего восемьсот миль до Москвы, еще меньше до Ленинграда. И если Сталин не дурак, он не пойдет на скандал, а кончит дело миром. Ну а мы получим плату за службу.

– Ну а если? – настойчиво спросил Джимми. – Я тут имел честь говорить с самим …

– Ковбой! – сказал Фаулер. – У нашего командующего репутация, может, и правду говорят, что кто-то из его предков в ганфайтерах ходил. С правилом, если кольт вытащил, то непременно не просто стреляй, а убей. Так в жизни часто не так – ствол есть весомый аргумент в переговорах. И кажется мне, что если наш ствол должного калибра, то русские предпочтут не нарываться. А накопить стволов и Бомб еще большего калибра – так будут сидеть смирно и делать все, что мы просим, без всякой войны. Ганфайтеров, ты знаешь, мало, большинство – это люди разумные и не любят рисковать.

Джимми покачал головой, вспоминая того русского подполковника, с гранатой в кармане. Интересно, если бы самолет, их подобравший, оказался американским – то русский и правда выдернул бы чеку, или блефовал? А ведь это черта, заслуживающая уважения, – не признавать своего проигрыша ни под каким видом, а в крайнем случае утаскивать врага с собой на тот свет. Отчего бы нам не жить, просто уважая границы – вы у себя строите свой коммунизм, мы живем как привыкли? Кому нужна эта война, где победителей, возможно, и не будет?

На столике лежал номер «Кольер» – уже много раз прочитанный и не вызывавший интереса. Как армии «свободного мира» освобождают русский народ от коммунистического ига – конечно, лишь тех, кто уцелеет. Но как сказал майор Гаррет из штурмовой эскадрильи, «нашим индейцам в резервациях тоже неплохо живется».

«Третья мировая война. Выпуск 8».

«Кольер уикли» (фантазия)

Здесь была только мертвая опаленная земля. Выжженная атомным огнем на несколько метров вглубь – казалось невероятным, что на ней могли быть живые люди. Однако всякий раз, как из-за горизонта показывались бесчисленные ряды русских или немецких танков, сопровождаемые пехотой, навстречу им летели снаряды. И враги отступали, оставив на поле горелое железо и трупы. Затем снова вспыхивало атомное пламя, обращая все в пепел. И очередная атака, которую надо было отбить.

Они были берсерками – те, кто защищали этот последний рубеж. Вопреки московской «Правде», здесь оборонялись не отборные дивизии Армии США, а датчане. Вспомнившие боевую ярость своих предков-викингов – и разве не Рерик Ютландский когда-то принес на восточные земли само понятие государства, покорив своей власти диких славян, – теперь настала пора показать этим потомкам трэлей, кто они есть! На Ютландский рубеж наступала русская танковая армия, вместе с немецкими пехотными дивизиями, соотношение сил было десяти-, даже пятнадцатикратное в пользу врага – но отважные викинги держались. Потому что не хотели, чтобы коммунисты пришли и сделали то же, что во Франции – отобрали все имущество, загнали всех в колхозы и трудармии, а всех несогласных – в печи немецких крематориев.

Хорошо, что еще перед войной наш доблестный король Фредерик настоял на экстренной военной программе, «каждый датчанин – это солдат резерва», было закуплено современное вооружение, и главное, построен Ютландский рубеж, почти, что линия Мажино – сплошная линия укреплений, пересекающая полуостров от Северного моря до Балтики. Не какие-то траншеи с блиндажами, а бетонный массив, уходящий на десятки метров под землю – там были склады, казармы, госпитали, ремонтные мастерские, все связано сетью тоннелей, как метро. Над землей были лишь бетонные орудийные казематы и броневые башни, все рассчитано на прямой атомный удар. Ну и конечно, предполье – минные поля, противотанковые заграждения, колючая проволока, и линии траншей. Были в самом начале.

Тем, кто занимал оборону там, в боевом охранении, было хуже всего. Потому что русские, по опыту прошлой войны, не атаковали без мощнейшей артподготовки. И потери среди тех, кто не был укрыт бетоном, доходили до девяноста процентов – сейчас туда шли только добровольцы, заранее оставившие письма семьям. Но не посылать людей в траншеи было нельзя, потому что тогда бы русская пехота, «бронегрызы», сумели бы подобраться к укреплениям и подорвать башни и казематы. А Ютландский рубеж был последней надеждой, подобно дамбе – если он не устоит, коммунистический потоп смоет Данию.

Но тот, кто выживет, когда завершится война, если скажет «я сражался на Ютландском рубеже», то услышит в ответ: «Вот это храбрец!»

И точно так же, обливаясь кровью, стояли последние рубежи свободного мира во Франции. Перемалывая в радиоактивную пыль наступающий вал коммунистических армий. Это был подлинный армагеддон – битва за само выживание цивилизации, Последняя война. После которой, если удастся ее выиграть, настанет мир на века – ведь не будет больше ни фашистов, ни коммунистов, желающих всемирного господства. И не будет антагонизма между державами – в новом демократическом мире, где споры решаются в арбитраже ООН, а нарушителя общими санкциями принуждают к подчинению порядку.