Владислав Савин - Зеркало грядущего [litres]

Г. : Эта работа ведется. И будь я проклят, если мы в итоге не получим все с процентами. А что с Ренкиным делать будем?

В. : Туда же, куда и Ханта. Прецедент есть.

Д. : Однако человек старался во благо Америки. Уверяя, что иначе вразумить этих сумасшедших лягушатников было невозможно. К сожалению, не предусмотрел всех последствий.

П. : Вот по итогам и будем его судить. Удастся нам вылезти из этой лужи чистыми и сухими – можем простить и даже наградить. А не получится – воздадим за все содеянное.

Г. : То есть наша линия – стоять до последнего на версии, что имела место трагическая случайность. И самоволие Ренкина, вообразившего неизвестно что.

В. : Опасаюсь, что убедить кого-либо в отсутствии «секретных инструкций» не удастся.

П. : Но и наличие их тоже никто не может доказать. Ну а если еще и французы первыми открыли огонь – то кто больше виноват? Кстати, на мой взгляд, расследование воздушного боя над Парижем вполне можно передать в структуры ООН, чтобы никто не посмел обвинять нас в пристрастии.

Г. : Принято к исполнению. Тогда мы можем и пилотов-лягушатников к ответу привлечь, за неспровоцированное убийство американцев.

Д. : А может, все-таки жестко? Подобно тому, как британцы в сороковом расстреляли французский флот. Сказать, что борьба с коммунизмом требует сплочения и беспощадности к колеблющимся. Ради интересов свободного мира и в конечном счете самих французов – если они не хотят в русский колхоз.

Г. : Боюсь, что тогда многие лягушатники выберут жизнь в колхозе, а не радиоактивную смерть. Гитлер уже гнал их на Восточный фронт, говоря то же самое – и что из этого вышло? Из кого де Голль свою армию в России навербовал – вы и сейчас хотите красный блок человеческим ресурсом снабжать?

В. : Пожалуй, соглашусь. Или нам придется откуда-то взять еще двадцать дивизий, сколько у немцев было, чтобы удерживать французов от бунта. А с учетом других театров – это уже превысит численность наших сухопутных войск мирного времени – или нам уже мобилизацию объявлять?

Г. : Замечу, что и советскую ноту, даже ультиматум, можно трактовать как обещание невмешательства во французские события, в случае если мы тоже воздержимся от такового. Мы намерены начать войну с Советами прямо сейчас?

В. : Наших войск на европейском театре совершенно недостаточно, чтобы еще и русское наступление сдержать. Получим еще один «дюнкерк». Провести мобилизацию и развернуть во Франции достаточную группировку русские нам просто не дадут. Мы потеряем Европу – и вряд ли Англия долго продержится. Лояльная к нам Франция, как передовой бастион, способный прикрыть наше развертывание в случае советской агрессии, это обязательная часть наших военных планов.

П. : Значит, жесткий вариант пока придется отставить. И сейчас иметь первоочередную задачу, чтобы в Париже пришли к власти политические силы, более дружественные Соединенным Штатам.

Париж, 13 ноября.

Тот, чье имя из телефонной книги взял для своего героя один из авторов «Кольер»

Месье Жан Бриссон готовился умирать.

Прежде он был обычным законопослушным обывателем. Каждое воскресенье ходил в церковь, хотя не слишком верил в бога. Имел мирную профессию страхового агента в фирме «Эврика», небольшой, но с безупречной репутацией, находящейся на бульваре Осман, Восьмой округ, самый центр Парижа – работал там двадцать два года, до немцев, при немцах, после Освобождения. В армии не служил по причине плоскостопия, хотя по праздникам носил на пиджаке медаль Сопротивления – куда вступил за целые сутки до того, как в Париж вошли танки генерала Паттона. Типичный представитель среднего класса – тот, кого обычно считают столпом общества и опорой порядка.

А сейчас он стоял перед дверью и вспотевшей ладонью сжимал в кармане револьвер. Когда-то приобретенный для самообороны – просто ужас, сколько воров и бандитов развелось в Париже в последнее время, доброму французу лучше из дома не выходить вечером, то ли было в старой Республике до сорокового года, порядок и покой! Семь патронов в барабане, но один надо оставить для себя – это лучше, чем гильотина, и семью не тронут, Мари и Клода.

Еще два дня назад жизнь казалась безоблачной. Несмотря на все, что писали газеты – война в Индокитае, смута в Африке, угроза войны здесь, в Европе, торговая война с Америкой, козни коммунистов. Но месье Бриссон был счастлив, поскольку лично его это не касалось – он имел стабильный доход (не слишком большой, но на жизнь хватало), любимую жену, здорового сына, скромную пятикомнатную квартиру на улице Шампьоне (всего год осталось выплачивать за нее банку), автомобиль «Ситроен» («утенок», модель 2CV – выглядит непрезентабельно, но ездит, а главное, бензина мало тратит) – что еще надо для сытости и довольства жизнью? Повезло даже в тот день на площади Бастилии не оказаться, когда красные устроили там бойню – нашего дорогого президента, конечно, жаль, но жизнь своя и семьи дороже. И даже волна террора, захлестнувшая Париж в тот день, была не только горем, но и возможностями, о чем заявил сам хозяин «Эврики» Захер Фавро:

– Срочно отчеты мне на стол, сколько из выплат по страховым случаям (жизнь, здоровье, собственность) наши. Мсье Гарон, оперативно проверьте, что мы можем юридически опровергнуть, а от чего отвертеться не сможем. И всем быть готовыми, что завтра к нам побегут оформлять страховку те, кто раньше о том и не помышлял.

Ночь с 11 на 12 ноября была неспокойной – еще с вечера на улицах собирались какие-то подозрительные личности, а с наступлением темноты где-то даже стреляли. Так что семья Бриссон заперла двери на все замки. Но настало утро, и страхи ушли. Затем по Парижу прошли войска – придавая уверенность, что они защитят! И Жан Бриссон, как обычно, припарковал свой «ситроен» на бульваре Осман – можно было и пешком пройти от улицы Шампьоне, но статус требовал ездить на собственной машине. К тому же так было гораздо безопаснее, особенно в смутное время, поскольку уличные грабители нападали прежде всего на припозднившихся пешеходов. Месье Бриссон неспешно прошел к своему столу – еще пара лет, и можно будет рассчитывать на повышение, с отдельным кабинетом! – и стал готовиться к работе. Еще не зная, что следующим утром ему за этот стол будет уже не сесть.

Работало радио – исключительно новости, где может быть полезная информация, а не развлекательно-музыкальные передачи, отвлекающие от работы. Месье Фавро был строг – все помнили, как он в прошлом году уволил несчастного месье Лавиня, посмевшего этим злоупотребить. До обеда говорили на тему вчерашнего, затем события понеслись потоком. Наш президент жив – да здравствует Франция! Он выступил против коммунистов и заговорщиков, чтобы восстановить порядок и закон. Надзор за выполнением которого есть обязанность не только полиции и войск, но и каждого сознательного французского патриота!