Оксана Щербатая - Мой отчим - советский пенсионер

И еще какая-то мысль проскользнула мимолётно, когда упомянул о размере пенсии своего отца. Мелькнула мысль, хвостиком махнула, исчезла…

— Самыми популярными, пожалуй, являются песни военных лет: "Ехал я из Берлина", "Бери шинель, пошли домой", песни старые — русские народные, национальные, комсомольские, песни о спорте и о городах, о труде и о море, даже пионерские песни порой заказывают. Очень любит народ по сей день любимые песни Сталина: одну Вы, несомненно, знаете, это "Сулико", а еще "Волжская бурлацкая"… Народ от той "Черной ласточки" просто с ума сходит. Кстати, Зоя, знаете ли вы, что Сталин и сам неплохо пел, высоким таким тенором?

— Нет, — отвечаю, заинтересовавшись. — В нашей деревушке — Сальске — записи товарища Сталина не крутят по репродуктору, и по приёмнику тоже слышать не приходилось. А какие песни сами армяне предпочитают?

— Конечно "ОВ, Сирун, Сирун…"

Не стала спрашивать о содержании, постеснялась. Посидели мы в кафе маленьком, выпили кофе и по пятьдесят грамм коньяка хорошего, съели по несколько пирожных, и отвел меня Грант домой. Снова я к родителям пошла. Все-таки грустно мне одной, без мамы да бабушки, а у них, у каждой, своя личная жизнь… Может, и здесь мне не рады, но дом — громадный, моего присутствия почти незаметно, зато не одной ночевать в пустой квартире…

Подошла к калитке, открыла дверь. Свет не горит. Но рано им куда-то идти гулять, обычно после ужина ходят. Наверно, в магазин пошли. Заглянула в привешенный у входной двери почтовый ящик: лежит открытка поздравительная, — к Ноябрьским праздникам посылали, но припоздала, — видать, "на быках ехала", — так бабушка шутит часто: наверно, и впрямь доводилось на быках путешествовать…

Открытка адресована дяде Семёну. Судя по штемпелю: отправлена из соседнего относительно крупного населённого пункта, Пролетарской… Даже обратный адрес есть. Запомнить нужно… В открытке мало что сказано:

"Семён Васильевич! С праздником Вас — с Победой Октябрьской Революции! Всего доброго! У нас всё в порядке, только дом соседний сгорел, деревянный, хорошо бы Вам самому увидеть, что произошло. На месте и решите, как поступать. В нашем доме ремонт продолжается: давно бы его можно закончить, кабы деньги были. Мы по воскресеньям завсегда дома. Может, подъедите, посмотрите, как время найдете? Колесниковы". И весь текст.

Прочла открыточку, — и назад в почтовый ящик бросила: пусть себе лежит, получателя дожидается. Прошла в дом, сготовила ужин: картошечки пожарила на всех с лучком. А к картошке будет та чудесная рыбка, которую дядя Семён якобы из Маныча привёз, а сам, хитрец, купил на привокзальном торге в Котельниково…

На следующий день бабушка моя опять заходила, принесла мне обед: кусочек тушеного с овощами кролика в горшочке, и кусок хлеба. Вкусно, — пальчики оближешь… Поделилась с ней информацией про полученную открытку: правда, никаких сведений о квартирах "левых" в ней не было. Бабушка сказала, что нам самим стоит туда съездить, если дядя Семён засобирается куда-то ехать в воскресенье. Вдруг что интересное узнаем? И велела мне передать отчиму её просьбу: мол, желает "старушка" службу посетить в церкви в Пролетарске, зятюшка её отвезёт? И еще хочет она в гости к знакомым зайти там же в Пролетарске… А меня с собой возьмёт, — пусть только попробует отказать ей "зятёк" в просьбе!..

Передала я вечером бабушкины слова отчиму. Он как-то странно посмотрел, сказал, что планировал сам в выходной вновь поехать на Маныч, но с удовольствием нас подвезёт до Пролетарской церкви, — от Маныча, мол, это недалеко.

В воскресенье бабуля примчалась с утра. Тоже решила в сыщика поиграть вместе со мной. Отчим уже машину заводил. Мама тоже было хотела с нами напроситься, но бабушка ей "наказ" принесла: целого кролика, — велела маме его зажарить к вечеру. Пришлось маме "по хозяйству" остаться хлопотать. А мы с ветерком помчались, — дорога-то неважная, неасфальтированная, но сухая, утрамбованная, — давно дождей не было.

Пролетарская — это бывшая станица Великокняжеская. В черте Пролетарской протекает река Маныч — левый приток Дона. История района насчитывает более трех столетий. Когда-то Кара-Чаплакскую слободу посетил Великий князь Николай Николаевич и в 1875 года появилось повеление царя: "Зачислить в сословие Донского казачьего войска станицу на урочище Кара-Чаплак и именовать ее Великокняжеской". Читала в старинной газете, — у бабули на чердаке куча таких редкостей, что в 1915 году в Великокняжеской располагались управление окружного атамана, управление окружного воинского начальника, земельный совет, казначейство, земская больница, 2 церкви, реальное училище, высшее начальное женское 4-х классное училище, 2 приходских училища, ремесленная школа, несколько заводов и 9 ветряных мукомольных мельниц. Ежегодно 30 января, в пятницу недели святой Пасхи, 29 августа и 1 октября здесь проводились ярмарки.

В результате нового административного деления в 1924 году был образован Пролетарский район, в 1925 году станицу переименовали в Пролетарскую. Удивляюсь одному: почему до сих пор статус города станице не дадут? Большая же!

Доехали быстро до церкви. Отчим спросил: во сколько нас обратно забирать? Но бабушка руками на него замахала: мол, что ты, что ты! Сами доберемся, — для нас это будет как настоящее приключение! Отчим обрадовался, похоже, и уехал.

Зашли в церковь. Бабушка перекрестилась истово, — удивив меня, если честно. Дома она обычно мало рвения в вере выказывает. Купила свечек, поставила во здравие. Ушли оттуда быстро: у нас была и иная цель, помимо посещения церкви.

Быстро нашли ту улицу возле Маныча, название которой было указано в открытке.

Дом обнаружили скоро: кирпичный, добротный, с большими окнами и черепичной крышей. Недешевый дом. Но только забор с одной стороны возле дома напрочь сгорел, а на соседнем земельном участке чернел остов недавно сгоревшего дотла домовладения. Понятно стало, о каком заборе речь.

Возле калитки в дом стояла машина дяди Семёна. Значит, он до сих пор здесь. А из дома музыка патефонная слышится: Козловский поёт. Бабушка сказала, что негоже нам торчать за камышами, спрятавшись как мыши, и предложила погулять по станице. Честно говоря, ничего хорошего здесь я не увидела: река, дороги плохие, представляю, какая здесь грязь после дождя. В сравнении с Сальском, Пролетарской нечем похвастаться. Мёрзли мы часа два, гуляя по улицам, наконец снова подались по требуемому адресу. Машины не было. В доме было тихо, но слышался негромкий разговор мужчины и женщины. Бабушка смело подошла к калитке, закричала:

— Эй, хозяева! Есть кто живой? Отзовитеся!

На её зычный крик выглянула баба чисто русской внешности: в длиннющей юбке, темной старой телогрейке, полная, в платке черно-цветастом, в галошах и шерстяных носках. Осмотрела нас критически. Спросила не менее зычно: