Владислав Савин - Красные камни [litres]

– Пятьдесят три процента нашей помощи ушло не по назначению, – сказал генерал Харпер, глава военной миссии в Южном Китае, прочитав доклад Мойши. – Всего пятьдесят три, пять лет назад по пути к фронту исчезало девяносто восемь процентов! Это великий успех, в том числе и вашим трудом, мистер Горцмен! И Америка вас не забудет.

И никто не узнал, что реальная цифра, должна быть минимум на два процента больше – учтя и то, что оказалось у Мойши в кармане. Целых два процента суммы, что США потратили на подготовку всей китайской армии к вьетнамской войне. Еще десяток подобных сделок – и Мойша будет столь же богат, как Дюпон. Правда, возникали некоторые проблемы с ликвидностью и легализацией этих активов – но ведь лучше иметь такую собственность, чем не иметь никакой? А сколько можно прихватить в завоеванном Вьетнаме, ведь если гоминьдановский Китай – это все-таки союзник, то страна, только что освобожденная от коммунизма, это абсолютно бесправная и беззащитная добыча, готовая к разделке.

Третий урок, усвоенный Мойшей, был, что вопреки расхожему убеждению, деньги важный, но не самый главный аспект. Когда некий Чин взял немаленькую сумму, обещав выдать заветный паспорт, а затем прискорбно разводил руками: «Ай эм сорру, я обещал старания, но не результат», – и предъявлять претензии было бесполезно. Более высокий статус («белого человека», ну а нижестоящие – это «негры») автоматически подразумевал, что деньги и прочие ценности, принадлежащие «неграм», это твоя законная добыча, ну а быть «негром» с деньгами означало (к великому сожалению Мойши) перспективу всего лишиться, как только любой «белый» соизволит обратить внимание на твой достаток. И входным билетом в клуб белых людей был американский паспорт – ну отчего жизнь несправедлива, раз его сумел получить какой-то Фаньер, и всего лишь за изобретение «вирусной болезни коммунизма»! Что ж, если нельзя войти в дверь, влезем через окно – ведь Мойша и прежде не только торговал информацией, но и нередко сам сочинял ее, «репортажи о преступлениях коммунистического режима», и это также было весьма выгодным делом, продавать американским и европейским газетам душещипательные описания красных зверств – к тому же статус американского (без упоминания о действительном гражданстве) журналиста Мозеса Горцмена (первоначально был Майкл, но отчего-то перескочило на Мозес) был неизмеримо выше, чем коммерсанта Мойши Гарцберга. Публика хочет прочесть о зверствах Вьетконга – она получит этот товар!

Потому Гарцберг решил лично принять участие во вьетнамской экспедиции – хотя в Китае (после своих японских приключений) благоразумно предпочитал не приближаться к линии фронта ближе сотни миль. Однако успех тут был несомненен – экспедиционная армия генерала Ван Гуайлина (в Китае, наверное, у девяноста процентов населения одна из трех фамилий: Ван, Ли, Чжан) была не толпой голодранцев, вооруженных палками, а настоящая армия, в еще необмятых американских мундирах, с американским оружием, на американских машинах – десять дивизий, двести тысяч солдат, вполне прилично обученных американскими инструкторами (по крайней мере, сносно совершая тактические перемещения на поле перед взором высокой комиссии). И всего сто тридцать миль, двести километров от границы до Ханоя и Хайфона. При том что у вьетнамцев, как установлено разведкой, в этом районе находятся (в худшем случае) вдесятеро меньшие силы. Считая скорость марша по плохой дороге (ну откуда тут автострады), двадцать в час, уменьшим еще вдвое с учетом вьетнамского сопротивления – сто тридцать миль, это тринадцать часов до победы. Ладно, вычтем еще ночь, когда нормальные люди отдыхают – все равно к концу вторых суток мы будем принимать в Ханое капитуляцию коммунистов. Конечно, какие-то коммунистические бандиты не покорятся и снова убегут в джунгли, но о том пусть после у генералиссимуса Чан Кайши голова болит, завоеванное удержать.

Границу пересекли в походной колонне. Где-то впереди слышалась стрельба. Машины едва ползли, со скоростью пешехода, а через час и вовсе остановились. Гарцберг побежал к майору Кейси (главе советников США, прикомандированных к армии вторжения), застал его в компании самого китайского командующего. Оказалось, что перед наступающей армией лежит город Лангшон – но проклятые вьетнамцы, вместо того чтобы бежать, заняли оборону и стреляют, и убивают героических китайских солдат!

– Вот проклятые желтомордые, – сказал Кейси, – будь на их месте Японская Императорская армия, они совершили бы обход по джунглям, и этот городишко сам упал бы нам в руки, как спелый плод. Но китаезы умеют лишь толпой лезть вперед прямо по дороге и сразу отступать при малейших потерях. «Мясо» не жалко, его в Китае достаточно – но лично я надеялся сегодня обедать уже в цивилизации, а не походно-полевой обстановке. Сейчас развернем артиллерию – и вьетнамцы пожалеют о своем упрямстве.

На это ушло еще пара часов. Наконец командир артиллеристов телефонировал генералу Ван Гуаймину, что гаубицы на позициях, связь с корпостом на передовой установлена, данные стрельбы по карте рассчитаны, можно открывать огонь. Генерал мяукнул в трубку «Дозволяю», и залп прогремел победным салютом, из всех стволов, без пристрелки, как на полигоне. После чего рация завопила: «Вы куда целились, бараны, ваши снаряды попали по нам!» То ли карта оказалась неточна, то ли с корректировкой напутали. Генерал орал в трубку радиотелефона – как понял Гарцберг, передовые роты поспешно отступали, и некому было даже корректировать огонь. Наконец удалось восстановить порядок, опытным путем подобрать дистанцию, и пушки стали обрушивать центнеры стали и тротила на многострадальный Лангшон. Но уничтожить всех вьетнамцев не удалось, когда китайцы пошли вперед, то снова напоролись на довольно меткий огонь пулеметов и минометов. В завершение дня начался тропический ливень, небеса просто прорвало, текло так, что в метре было ничего не видно – а дорога превратилась в подобие болота, где даже танки и тягачи садились на брюхо, и чтобы протолкнуть вперед джип, нужны были усилия десятка солдат (а на грузовик и взвода было мало). Гарцберг проснулся утром будто избитый, промокший, искусанный москитами. А вьетнамцы из Лангшона ночью ушли, увели всех жителей, успели угнать все паровозы и вагоны, взорвать железнодорожные пути и даже демонтировать и вывезти часть оборудования железнодорожных мастерских.

Весь следующий день Мойша работал – в сопровождении взвода солдат, вытребованных для охраны, носился по улицам первого вьетнамского города, освобожденного от коммунистической тирании, делая фотоснимки. Удалось найти нескольких стариков, не успевших или не захотевших эвакуироваться, Мойша сфотографировал и их, «жители Вьетнама радуются, что стали свободны», их интервью прессе после сам сочиню – через час он запечатлел и расстрел этих же людей, мелким планом, чтоб не видно было лиц, «казнь коммунистических функционеров». Армия не слишком рвалась вперед, желая подтянуть тылы (и, конечно, пограбить, что в городе осталось ценного), к тому же погода совершенно не располагала к передвижению по окончательно размокшим дорогам, дожди лили ежедневно – прошло еще целых три дня, пока китайцы наконец решили идти дальше.