Владислав Савин - Красные камни [litres]

– Это больше на фашистское рабство похоже. В школах на оккупированной территории учили, что «честность, прилежание и покорность немцам – это божьи заповеди». Да и в самом Рейхе этот порядок «фюрерством» назывался, где каждый вышестоящий для нижестоящих – царь и бог. Вы, говоря о ленинских нормах, в своей «Молодой гвардии» ввели абсолютное подчинение, кому – ну конечно же себе, непогрешимому! И убивали по собственному приказу!

На экране – фотография повешенной Ганны Полищук (переснята из следственного дела).

– Ее звали Ганна Полищук, ей было двадцать лет. Она ходила в ваш кружок, гражданин Линник. Ее убили за то, что она якобы нарушила вашу дисциплину. Вы кричите о коммунизме, гражданин Линник, – так вам напомнить, что даже НСДАП называлась национал-социалистическая рабочая партия? Подлинный коммунизм – он для людей, обеспечивающий им подлинную свободу, самореализацию, достаток. Ну а вы под коммунистической риторикой самую настоящую фашистско-рабовладельческую мерзость развели! Скажите, а самого себя вы в своих мечтах видели в какой роли – уж конечно, на самом верху, единственно свободным вершителем судеб других?

– Товарищ Ольховская – вы гадюка!

На ругань перешел – значит, сказать уже нечего! Можно добивать!

– Ай, ай, Сергей Степанович. Ганну Полищук обвинили в мнимом «предательстве» и вынесли приговор. Ну, а для себя считаете вполне дозволительным… Товарищи студенты и преподаватели, я надеюсь, вы голос узнаете?

И звучит запись – как Линник читает вслух собственноручно написанный протокол. Слова, где он сдал трех исполнителей преступления (уже арестованных, о чем всему университету известно). Теперь слышу возбужденный шум уже с галерки, где студенты сидят.

– Чем же вы недовольны, Сергей Степанович? Разве я своих обещаний не выполнила? Когда вы передо мной едва на коленях не ползали, умоляя дать высказаться в последний раз, – (пусть простят мне эту маленькую ложь, ведь никто ее не опровергнет), – и вот, выступаете здесь. Ну, а насчет ваших показаний, так вам и не обещал никто в тайне оставить, и все равно бы вам на суде выступать пришлось.

– Вы – тварь. Подлая тварь!

– Однако же советский закон вы преступили, а не я. Вещали в своем кружке про истинный коммунизм, слова красивые говорили. А убивать зачем? И фашистские порядки самочинно устанавливать в этом прекрасном городе – за освобождение которого от нацистской чумы наши советские люди кровь проливали!

– Я с фашистами воевал! Из окопа вставал, себя не жалея!

– Алексей Федорович, вот поправьте меня, если я ошибаюсь – был у фашистских оккупантов такой закон, здесь, в «гэбитскомиссариате Украина», что славянским унтерменшам запрещено иметь более одного пальто, костюма, пары обуви – а если кто-то хочет приобрести любой из этих предметов взамен изношенного, то должен написать прошение в оккупационную администрацию, и оттуда пришлют комиссию, чтобы проверить, насколько заявитель нуждается в новом предмете одежды. Вам это ничего не напоминает, гражданин Линник? Это по какому советскому закону ваши архаровцы надзирают за внешним видом нашей советской молодежи? А с девушками поступают и вовсе непристойно – и кстати, эти действия вполне подпадают под статью УК о злостном хулиганстве. Даже особо злостном, с учетом, что ваши «патрульные» нередко с оружием ходят. А так как бывало, что вы неподобающую вещь и вовсе отбирали, то имел место организованный грабеж – можно и под статью «бандитизм» подвести. Я не шучу – и надеюсь, Алексей Федорович, что партия проследит, чтобы прокуратура и милиция отнеслась со всей серьезностью и без всякого снисхождения, сейчас ведь не двадцатые годы, когда «союз советских хулиганов», кто морды бил нэпманам, считался «классово близким». А вы, гражданин Линник, уж точно не Ленин, даже местного масштаба – больше на Азефа похожи, он так же легко своих сдавал ради собственной шкуры. Учеников лишь ваших жаль, кто вам искренне верил.

– Гадина!!!

С кафедры спрыгнул, хотел на меня броситься. И Валя (как мне показалось, с садистским удовольствием) уложил его мордой в пол.

– Вызовите милицию, – говорю я, – уголовные преступления – это не наша компетенция.

Тут же появляется конвой (в форме милиции, не ГБ), поднимают Линника, хотят вести.

– Подождите, – Валька с его груди ордена сдернул, – мы не за то воевали, чтобы ты такому учил! Вот теперь – выносите тело.

Линник Сергей Степанович.

Бывший преподаватель марксизма,

бывший старший политрук

Ну, вот и все. Ольховская, или как ее там – тварь! Верно про нее говорят, упертая сталинистка, фанатично преданная вождю. А ведь он подумал, услышав предложение выступить – что за ней те, от Странника, вполне могли его сейчас втемную разыграть, не представляясь и не подставляясь.

Странник… Старый большевик с дореволюционным стажем, герой Гражданской, комиссар, чекист. Для него, Линника, был как Жухрай для Павки Корчагина, образцом и наставником, вместо отца, убитого в девятнадцатом под Воронежем, в бою с деникинцами. Умел самые сложные вещи простым языком объяснить.

– Ты себя не жалей. Потому что трусость – это всегда от жалости к себе, жадность – это от жалости к своей мошне, а предательство – от того и другого. И никогда принципами не поступайся – можно ради общего дела отступить, здесь и сейчас, чтобы завтра победа была больше. Но нельзя – ради того, чтоб было лучше, безопаснее лично тебе. Что говоришь, «а если себя для борьбы сохранить»? Ну, а если не решишься и снова отступишь? Или все равно тебя убьют, и выйдет, ты напрасно сдался, врагу уступил.

И комсомолец Сережка Линник, вступивший во взрослую жизнь уже в сытые и спокойные тридцатые, горько жалел, что ему не довелось истреблять белых гадов в славные годы Гражданской! Когда любого, кто «не наш», можно было без проволочек вывести в расход.

– По врагу революции и трудового народа, целься, пли!

Это уже после стало – вражину на колени, и в затылок, все траты – один нагановский патрон. И чтобы твоя рука не дрогнула. И женщин бывало, и малолеток, – но ты знаешь, если ревтрибунала приговор есть, то значит, никакой ошибки!

Страна Советов уверенно шла вперед, твердыми шагами пятилетних планов – вперед, заре навстречу. И не было ей преград, на море и на суше. Но наставник выглядел хмуро, во время нечастых уже встреч – ведь у ответственного товарища с ромбами в петлицах были куда более важные дела, чем беседовать с хлопцем из соседнего двора. Он говорил:

– Новые заводы, перевыполнение плана – это, конечно, хорошо. Но это – лишь оборона, закрепление позиций. А когда вперед пойдем? Ведь враг не дремлет и тоже становится сильнее. В Европе фашизм побеждает, в Америке негров линчуют – ну, а всякие индусы и африканцы под плетью стонут, пока мы тут с лозунгами на демонстрациях ходим.