Владислав Савин - Красные камни [litres]

Но все ж товарища Федорова жалко. Так что в рапорте все оформим – что абсолютно правильно (и своевременно) он сигнализировал в Москву, ну а в дальнейшем работал в тесном контакте с нашей группой, то есть и его самая прямая заслуга в предотвращении мятежа есть. И не будет у Алексея Федоровича неприятностей, что змеиное гнездо у себя под боком проглядел – в самом худшем случае переведут его на пару лет в Киев (а это, напомню, уже Украинская АССР, а не союзная республика), с небольшим понижением. Он же нам во всем навстречу шел, организовывал, помогал? Кстати, и сейчас мне его маленькое содействие нужно – о нет, не Львовский гарнизон поднять по тревоге, а всего лишь предоставить мне помещение для беседы с одним человеком, арестовывать его пока не за что, к нему ехать слишком много чести, не в номер же к себе мне его приглашать? Здесь, в здании ЦК, чудесненько! Ну а пока человека доставят, я пообедать успею – надеюсь, меня в вашей столовой обслужат?

К назначенному часу – сидим, ждем. Я, Лючия (которая сочла свое присутствие обязательным), Юра Смоленцев (сказав, когда еще случай представится на будущую звезду фантастики взглянуть) и Аркадий Стругацкий (его пригласили для истории – пусть смотрит, запоминает, авось и вставит в какую из своих будущих книг. К тому же тема беседы прямо «свободы творчества писателя» касается, так что ему послушать будет полезно).

Ну, вот доставили. Ай-ай, что же вы так постарались? Два хмурых и молчаливых «фельдъегеря» в форме ГБ, и, наверное, с работы человека изъяли, ведь вторник сегодня, рабочий день – что объект подумал, и его коллеги, представить легко!

– Спасибо, товарищи, свободны, – а вы, проходите, садитесь, чаю налейте, если желаете. И позвольте представиться…

– Я знаю, кто вы, – отвечает даже с вызовом, – я был вчера в зале.

Невысокого роста и, несмотря на всего лишь тридцать два года, лысоват уже и в круглых очках. В настоящий момент трудится ординатором (даже не врачом, поскольку диплома нет) в горбольнице номер два славного города Львова. А не стал дипломированным медработником, поскольку сам отказался экзамены сдавать, чтоб в армию не взяли военврачом – о чем сам после писал. Как и о том, что всегда больше имел страсть к технике, чем к медицине, – но в Политехнический институт, куда он пытался перед войной еще поступить, его не взяли, и пошел он по стопам отца-врача. В войну работал автомехаником, одновременно числясь в Сопротивлении (Армия Крайова), точных сведений о его участии, равно как и о вине перед советской властью, найти не удалось – известно лишь, что он мастерски делал удостоверения даже несуществующих учреждений (после войны уже себе в коллекцию и знакомым дарил, и на рынке продавал как забавные сувениры), наверное, и в войну тоже… Ну, будем считать, что мы представлены друг другу.

– Тогда вы, наверное, догадываетесь, о чем будем говорить, гражданин Станислав Лем, в иной истории названный «величайшим писателем фантастов из ныне живущих», а здесь пока написавший несколько рассказов, «чтобы поправить материальное положение», и целый роман, ставший знаменем для антисоветской организации «Молодая ленинская гвардия»?

Плечами пожимает. Что-то слишком уверенно держится.

– Вы понимаете, гражданин Лем, что ваши действия при желании вполне можно подвести под подстрекательство к антигосударственному мятежу?

– Я никогда не состоял в названной вами организации. И мой роман был написан задолго до вчерашних событий. Что доказывает, ни о каком «подстрекательстве» речи не идет, это докажет любой адвокат в любом непредвзятом суде.

Вспоминаю, что у нас есть в досье на этого человека, по информации от потомков. В иной истории он сумел после войны выехать в Польшу, «показавшуюся ему более свободной, чем СССР», там поначалу трудился на той же ниве медицины и в то же время начал писать. Ну а здесь он мог бы меня поблагодарить, если бы знал, что именно после моего доклада Пономаренко было решено всячески поддерживать, в том числе и в областных городах, молодежные литературные журналы (вроде «Искателя» той истории), где публиковаться могли вовсе не члены Союза. Там в дальнейшем писал на вселенские темы – но читая «Солярис», «Эдем», «Непобедимый», вообще понять нельзя, что на Земле, коммунизм или капитализм, в «Возвращении со звезд» вполне по-коммунистически бесплатное жилье в пределах нормы и вещи первой необходимости, а все что сверх – за деньги. Единственный роман о светлом коммунистическом будущем, «Магелланово облако» (на мой взгляд, лучшее из того, что он написал – хотя это всего лишь мое мнение) он категорически запретил переиздавать, называл конъюнктурой и будто стыдился. Зато (особенно под конец жизни) не единожды показывал себя и антисоветчиком, и диссидентом, и русофобом. Хотя было у него и против «потребительского общества», и против «американской мечты». Но это все будет после – а вот сейчас на какой он стадии? Можно ли спасти для СССР столь ценный человеческий ресурс – или же, с сожалением, придется его погасить?

– Итак, гражданин Лем, признаете ли вы свою ответственность за написание книги, которая подвигла известных вам лиц на антисоветские деяния, сформировала их антигосударственные убеждения?

– Что значит ответственность, товарищ… Ольховская? Разве я нарушил какой-то закон, совершил что-то наказуемое? Ну, а запрещать художнику творить – это каким-то средневековьем отдает!

– Какому художнику?! – вмешался Юрка. – Вы понимаете, что вчера могло бы произойти? Если бы дошло до мятежа и войска стали бы стрелять – весь парк был бы трупами завален! Потому что кому-то пришло в голову, что мир надо переделать вот так – и себя не пожалеем. Вас бы совесть не мучила, великий вы наш писатель?

– А как я могу отвечать за поступки других? Отчего тогда не запретить детективы – решив, что прочтя про чьи-то преступления, все бросятся убивать и грабить? Хотя в этой стране, я вижу, детективы и находятся под запретом [31] Это так! Первый советский художественный детективный роман в нашей истории, «Дело № 306», был написан в 1956 году и тогда же экранизирован. .

– Скажите, вы русскую классику читаете? – перехожу с официального на более душевный тон. – Из всех светочей мне ближе Гоголь Николай Васильевич, сказавший: «Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душою». Поставив тем самым вопрос ответственности творца за то влияние, какое окажет его творение на общественную нравственность – к сожалению, он был последним из классиков, кто думал так. После стало нормой: «Я так вижу – и хочу вылить на вас». Хотя даже господин Нобель писал в завещании, касаемо премии своего имени в области литературы: «За лучшее идеалистическое произведение» – то есть то, прочтя которое люди становятся лучше, чище, добрее. А к чему зовет ваша «Красная мечта» – человек ничто, великая идея все? Потому и спрашиваю – неужели вы своей моральной ответственности не видите?