Алекс Бор - Лабиринты времени [Антология русской альтернативной истории] [litres]

Бар был то ли уже, то ли еще открыт. Трое ранних пташек, решивших прогуляться по набережной, и парочка усталых полицейских только что с ночного пили кофе.

За стойкой была она.

Я сделал шаг вперед, на траву. Опёрся на ограду. Страх, стеснение, неуверенность сковали по рукам и ногам.

Подойти? А если нападёт? Хуже – не нападёт, а ответит? Или сделает вид, что ничего не было?

Наверное, в те мгновенья я сам был похож на недоброго гостя, мнущегося у порога жилища в ожидании приглашения.

Не выдержал – и уселся на траву. Страшно. Странно. Грустно.

Кто-то вложил мне в руку бокал. Кайпиринья. То, что нужно таким утром.

– Чеснок – просто приправа, – сказала она тихо.

Села рядом, не пощадив модных брючек.

– Чудовищ – не бывает. Мы – люди. Это самое страшное. Понимаешь?

– …Чеснок – просто приправа. Вкусная. Но целоваться потом неприятно. Серебро хорошо для украшений. Осиной можно выжигать сажу из каминных труб. Отрубить голову или сжечь тело? Сожги туман и ветер. Крест? Такие, как мы, не верят в Бога. Но мы люди, – повторила она, – хвост даю.

– Как скажешь, – вздохнул я. – Только вот это вот действительно обязательно?

Мы сидели в хилой лодочке посреди пруда в городском парке, а моя излишне человечная подружка изволила уплетать сахарную вату.

Макабр. Бред.

Хоррор превратили в фарс. Трагедию – в сюр.

– Не просто обязательно. Жизненно необходимо, – засмеялась она. – В общем, так просто нас не убьёшь. Но это не делает нас нечистью.

– Что-то от молитвы ты улепетывала только так.

– Не люблю, когда товарищи без слуха пытаются петь на языке, которого не знают, слова, которые не помнят. Оскорбляет эстетические чувства, – впервые я почувствовал, что она лжет или недоговаривает.

Что-то крылось за этим. Грусть? Или мне кажется?

– Ладно, ты притащила меня сюда. Отказывалась говорить, пока мы не заплыли на середину. Что дальше?

– Тебе правда не нравится? Я же говорила, возьми мороженого, расслабишься. Свиданки – это хорошо. Буду тебя теперь образовывать и учить уму-разуму, раз ты такой бука.

Утопиться, что ли?

– Ну, образовывай.

– Ты, думаю, решил, что мы вампиры. Я бы так подумала, а ты не дурак.

– Спасибо. Скромненько.

– Угу, я в курсе. Так вот, кровь мы не пьём, как ты уже знаешь, и речь вообще не об отнятых жизнях. Это, так сказать, десерт, бонус, зримое воплощение подпитки. Без него прекрасно живётся. Дело совсем не в этом.

– Моё дело, – выделил я голосом слово, – касается именно убийств.

– Не мешай. Видишь ли, как тебе сказать… много лет назад несколько очень умных и в меру дурных людей поняли, что комфортнее всего им живётся, когда есть свои и чужие. Простой пещерный принцип. Твоё племя и все остальные. Антагонизм, борьба дают власть. Власть дарит силу. Сила превращается в ещё большую власть. Такую, что может показаться непосвященному чудом.

– Как давно?

– Очень. Год шел за годом, а век за веком. Мир менялся. Наступил пятнадцатый век, и люди эти – а они были очень внимательны ко всему вокруг – заметили форму общественного устройства, которая подошла бы им наилучшим образом. Первые италийские города-республики тогда достигли своего расцвета, – улыбнулась она грустно.

– Что ты имеешь в виду?

– Уникальная форма межгосударственных и межличностных отношений. Все вместе – и каждый порознь. Индивидуализм, прочно замешанный на принадлежности к клану и цеху. Свобода, невиданная по меркам того времени, способствовала развитию наук и искусств – но в рамках правил игры. Торговля всех со всеми – без установления прочных связей. Войны кондотьеров, больше напоминавшие ритуальные состязания.

– Ну да, современная политическая структура зародилась во времена Ренессанса. Погоди, ты хочешь сказать?…

– Ты понял верно. Мир, в котором мы с тобой живём, появился не случайно. Они… мы всё рассчитали. Нам нужен был антагонизм, нужен для жизни – и в то же время мы хотели посещать театры и пользоваться теплыми сортирами. Нужен был мир, где глобализация и унификация соседствовала бы с бесконечным индивидуализмом, а единая цивилизация со сварами группировок и городов.

Она как будто погрузилась в воспоминания, сахарная вата была забыта, как и я.

– Мы собрались тогда во Флоренции. Только старейшие и сильнейшие, от силы дюжина. Такие, как я, не очень ладят, но причина была достойная. Спорили долго. Но решили пробовать. Момент был хорош. Возможно, единственный, когда это было возможно. Мы начали с того, что объединили Церковь. Один мир – одна вера. Флорентийская уния. Не обошлось без проблем – патриарху вздумалось протянуть ноги сразу после подписания, несколько восточных Церквей взбунтовались, но всё к лучшему – век спустя это дало повод византийским легионам закатать их страны под асфальт. Правда, сначала пришлось спасти Византию. Когда османы взяли Новый Рим, казалось, проекту крышка. Но удалось помочь Папе собрать крестовый поход. Что было дальше, ты знаешь.

– Восстановление Византии. Умиротворение схизматиков. Уменьшение роли централизованных правительств. Независимость колоний и формирование современных городов. Вам не мешали?

– Пробовали. Умылись.

– Полагаю, инквизиция и иезуиты?… – вспомнилась история отряда Аквавивы.

– Верно. Но мы переиграли их. В любом случае, дело не в них. Некоторые из наших пошли вразнос…

– Здесь. В Матреге. Зачем?

– Ублюдкам надоела сытая жизнь. Они решили устроить эксперимент. Обожраться так, чтоб хари треснули. Козлы решили организовать государство. Как в давние времена.

– Что-что? – вот чего я не ждал. – Погоди, мы говорили об убийствах…

– Комиссар уходит в отставку. Гонфалоньер будет следующим. Долго ли продержится дукс? А верные люди уже ждут, чтобы сменить их. Они и не знают ничего, скорее всего, но готовы исполнять приказы тех, кто платит. Если у тебя есть века, ты накопишь, чем заплатить. Всё – из-за череды убийств. Достаточно спустить с поводка прессу.

– Но зачем им это?

– Матрега очень удачно расположена. Она богата и контролирует водные пути. Отсюда удобно вести наступление. Ты можешь себе представить, сколько борьбы внутри и вокруг страны, ведущей захватническую войну, особенно если режим тоталитарен? Как выглядит настоящая тирания?

– Нет… – я закурил. Сказал тихо. – А теперь ответь мне на два вопроса. Во-первых, отчего ты мне это рассказываешь?

– Я против. Была и есть. Меня устраивает нынешнее положение. И кроме того… Можно быть немножко чудовищем. Кто без греха, пусть бросит камень. Можно. Но это не повод перестать быть человеком.

– Хорошо, на секунду отставим первый вопрос. Второй: ты показала, что убийства – необязательная часть, достаточно общественных процессов, даже кровь не нужна. Однако я видел, как тебе подобные убивают. Как выглядят при этом. Разрешишь противоречие?