Владимир Поселягин - Спец [litres (исправленная версия)]

– Кот, что происходит? – немедленно последовал вопрос Грача.

– Обстрелял немецких наблюдателей. Искал их, и вот рассмотрел. Пусть людей пошлют тела проверить.

Полковник отдал несколько приказов своим особистам, а я пошёл на посадку. А там произошла катастрофа: стойка шасси сложилась, и мой МиГ, взрывая гнущимися лопастями землю и сломав крыло, скапотировал. Конец машине. Я видел, что тут её не восстановить. Лично я смог бы, но как я это объясню? Так что придётся только пожалеть о потере. Народу сразу набежало множество, общими усилиями подняли самолёт, и я, расстегнув ремни безопасности, выпал вниз головой на подставленные руки. Потом, отстегнув парашют и отбросив его в сторону, я взял протянутую трость и фуражку, которые тоже выпали из кабины. Фуражка имела три пулевые пробоины, трость в двух местах расщеплена. Все ходили вокруг моего истребителя в шоке. Ладно повреждения, полученные при неудачной посадке, так ещё пулевых пробоин сосчитать никак не могли. Больше пятидесяти были в кабине, во многих местах прострелен фонарь, а я целый, лишь матерюсь и отряхиваюсь от пыли. Кто-то вспоминал Бога, кто-то что-то говорил о везении, но в одном сходились все – я чертовски везучий сукин сын, раз смог из такого боя выйти без единой царапинки. Уже подтвердили шестерых сбитых мной. А тут ещё и врач пристал: мол, после такой посадки я точно не мог обойтись без травм, а из-за стресса их не чувствую. Срочно на осмотр. Еле отбился, подтвердив свою врачебную квалификацию, так что обошлись лишь вопросами и ощупываниями, но тот всё же нехотя подтвердил, что я действительно в порядке. А это точно чудо.

Закинув на плечо парашют, а больше имущества у меня не осталось, я похромал к землянкам, где размещался штаб. В это время Яки заходили на посадку, и механики принимали машины, отводя их в укрытие. Работали споро. В штабе меня похвалили – шесть сбиты, все подтверждены, на земле свидетелей хватало, уже звонили, лично комфронта наблюдал за боем, переживая, когда один наш идёт против десятерых мессеров. Всё же это что-то с чем-то, это не безоружных высотников гонять. Ну и посочувствовали моему горю. Многие не раз «безлошадными» становились и знали, что это такое. Дальше было оформлении бумаг, позвонили в Горький, сообщили о трагедии, мол, отправят меня наземным транспортом, потому что попутного борта сегодня нет.

В это время зашёл особист. Он изучал тела, которые нашли в обстреливаемом мной месте, подтвердив, что это действительно немцы. Шифроблокнот цел, разбираются. Всё, что нужно, я получил, в этот раз прощание было более скомканное, два часа назад оно как-то не так завершилось. Машина уже ждала, это был ГАЗ-64, очень похожий на мой «виллис». Этот советский внедорожник я увидел впервые в Горьком, где они выпускались. Бадин недавно получил его и сделал командирским, сам гонял. Устроившись в кабине, я велел водителю трогаться. А свои разбитую трость и простреленную фуражку я подарил полку, они теперь висят в столовой на видном месте. Мы не успели отъехать и пару километров, как остановились и, выйдя наружу, стали наблюдать, как два десятка штурмовиков «хеншель» вбивают полк и штаб корпуса в землю. Остановить их было некому, кроме пары зениток, активно бьющих по ним.

– Конец нашим, – прошептал водитель.

– Не говори ерунду, – отозвался я. – Окопались хорошо. А страшно только прямое попадание, так что потери будут, но не большие. Наверное, мой мигарь добивают, гады… Вот что, оставь меня там дальше, на перекрёстке, я остановлю попутную машину, а ты давай обратно. Раненые там точно будут, и все машины на счету, чтобы увезти их в госпиталь.

– Есть, – козырнул тот.

Мы вернулись в машину и доехали до перекрёстка. Я выгрузился с вещами, и ГАЗ-64 на предельной скорости, которую позволяло развить качество дороги, попы-лил обратно. А штурмовики, закончив своё дело, улетали, лишь за одним тянулась тонкая струйка дыма. Видимо, зенитчики на аэродроме постарались. Закинув парашют на плечо, подотчётное имущество, я направился с дороги подальше в поле. Как-то мне не хотелось по земле ехать в Горький. По железке тоже можно, но немцы мост разбомбили, чем сильно усложнили нашим переброску резервов и боеприпасов. У меня есть У-2 в запасе, его и использую. Для наших тылов – самый предпочтительный самолёт, и пусть на дозаправку придётся садиться, но доберусь уже сегодня. Да и не привлечёт он внимания, сколько тут таких летает…

Найдя неплохое место, я достал самолёт, проверил его, в порядке и заправлен, запустил двигатель и, забравшись в кабину, поднял машину в воздух. Двигаясь метрах в двухстах от поверхности земли, я полетел в сторону Горького. Да уж, после скоростного МиГа пересаживаться на эту тарахтелку… тяжело. Будто на месте стою. Снова привыкать нужно. Часам к двенадцати я сел на дозаправку, заодно поел, использовал одно из тех готовых блюд, которые заранее сготовил, и оно ещё горячее. И полетел дальше, к трём часам оказавшись над нашим аэродромом. Сделав круг, я пошёл на посадку. С вышки явно с удивлением наблюдали за моим появлением, по полётному расписанию никакого связного самолёта тут не должно быть. Я же, совершив посадку, докатил до укрытия, где раньше стояла моя машина, и заглушил двигатель. Посмотрев в сторону выглядывающих из соседнего укрытия механиков, где был и Никита, я поднял на лоб очки и, снимая шлемофон, крикнул:

– Во, Никита, принимай аппарат, махнул не глядя!

Тот узнал меня, подскочив, взобрался на крыло, помог вылезти, забрав парашют, тюк комбинезона и шлемофон. Помогая мне спуститься, спросил:

– А где мигарь, командир?

– А МиГ, Никита, тю-тю. – И, поздоровавшись с подошедшим Светловым и парнями, пояснил: – Обратно летел, десять мессеров подстерегли, утянул их на высоту и там принял бой. Думал, на высоте отсидеться и уйти, не дали. Шестерых я в землю вогнал, ещё один с дымом уходил, истребители Егорьева перехватили, ещё двое ушли. Так что машина за себя отомстила. А при посадке сложилось правое шасси, и машина скапотировала, разрушаясь. В ней потом больше двухсот пробоин нашли, немцы хорошо стреляют. Представляете, моя фуражка и трость, которые в кабине лежали, прострелены, вся кабина – в решето, а на мне ни царапинки. Я их тому полку подарил, думал, на удачу, оказалось – нет. Мы отъехали от расположения всего на пару километров, как на них штурмовики обрушились. Машин двадцать работало. Судя по дымам на земле, потери есть. Вот такие дела.

– А этот связной откуда? – спросил Светлов, похлопав по крылу У-2.

– А это мне подарили. Генерал на дороге встретил, узнал, что это я тот лётчик, который в одиночку с десятью дрался, меня водитель сдал, а он этот бой видел, один мессер чуть на их колонну не упал, неподалёку воткнулся, долго обнимал и вот этот аппарат на время дал. Сказал, всё равно лётчик погиб, забирай пока. Потом пришлёт за ним нового пилота.