Эдуард Нэллин - Эдатрон. Лесной край. Том 1 [СИ]

— Поэтому мне и сказали, что ты и дети пропали во время голода. Мне надо было проверить, но я, когда услыхал, что вы все умерли от голода… Поверил. Да и как было не поверить, когда все только и говорили о том, какой страшный голод был. О ком не спросишь, только один ответ — умер, умер… Я, честно говоря, просто потерял голову. Не поверишь, убить себя хотел. А тут Крильт в трактире под руку подвернулся. Мы когда-то служили вместе, не дружили, просто здоровались. Он в то время был десятником в дружине графа… Одного графа, его потом свои же дружинники на сук вздернули. Крильт тогда пропал, все думали, что убит, а он вон где всплыл. Сказал, что не просто так в лесу сидит. Восстание готовит и меня на желании отомстить северянам прихватил. — Карно покрутил головой. Вот ведь какие выкрутасы жизнь выкидывает. — Если бы не он, меня возможно уже и не было бы. Это получается, я ему еще и благодарен должен быть. В его дела я не лез. Он мне показал заброшенный золотой рудник. Как он мне сам сказал, из-за него и оказался в наших краях. Кто-то ему наводку дал. Попросил, чтобы я этим рудником занялся, мол для восстания денежки нужны будут. А мне любое дело в радость было, хоть как-то забыться. Я им и занялся. Нашел трех каторжников. Эти придурки сбежали с каторги и с голодухи вышли на большую дорогу. Ну и нарвались на меня. Я их сильно и не бил, так, поучил уму-разуму. — Тут Ольт не удержался и похвалил себя за предусмотрительность. Что и говорить, спасли его колышки и «ежи». Он и представить себе не мог, как бы справился без них с профессиональным воякой, который так спокойно говорит о трех каторжниках, что просто «поучил их уму-разуму». — Никудышные из них оказались разбойники. Я их и уговорил поработать на руднике за кормежку да за долю малую. Они и рады были. Сами-то из лесовиков местных, попали под горячую руку своему барону. Короче — сговорились. Я им хлебушка таскал, сыр. Они золото мыли, охотой на пропитание себя промышляли. Лук охотничий я им раздобыл. Одного правда потом тигр задрал, дело житейское, грех такое говорить — самый никчемный из них был. Спотыкач сильно любил, вот и выжрал тройную дозу и пошел на охоту… Единый ему — судья. Зато двое других — молодцы, и как работники и просто, как люди. У них тут где-то в деревне семьи живут, так я их иногда отпускаю свидеться. И они довольны, и я спокоен. Сам-то я в придорожном трактире обосновался, но и в лесу землянка есть. Там у меня схрон оборудован. Я там золото с рудника прячу и Крильт кое-что с добычи добавлял, говорил, что это местные на подготовку восстания скидываются. Теперь-то понятно, как «скидывались».

— Да просто грабил он крестьян. Да только что с них взять-то? Только шкурки разве что.

— Не скажи. Меха он в городе сдает какому-то купцу, а хорошие соболя да чернобурки сама знаешь сколько стоят.

— Знаю. Вон и Ольти мой, наловчился белок и зайцев бить ради меха. Хотим осенью вместе с сбором в Узелок выехать на торги.

— Отчаянный он у тебя. Как вспомню глаза его, когда он в меня стрелу нацелил… Не у каждого бывалого вояки такой взгляд увидишь.

— А ты поживи один в лесу три года. Если бы не один добрый человек… Ольт, когда потерялся, его в лесу повстречал. Он ему и помог выжить. А сам умер.

— Кто таков? Так просто люди в тайгу не уходят. Разбойник какой-нибудь?

— Не возводи напраслину на хорошего человека. Ольти сказал, что он воин и ученый был. Из-за моря приплыл. Короче там длинная история, если хочешь, сам с Ольтом поговори. И еще он этот… как же его… философ.

— Слышал я сказки, что за морем тоже люди живут. А что за философ?

— Философ, это слово Ольт от этого человека, Архо Меда узнал. Это означает человека, который делает добро просто так, даром. Он еще сказал: «Делай добро и бросай его в воду».

— Не встречал таких. Но точно не из разбойников, уж слишком заумно сказано. Они-то такого точно не скажут. Надо же, «делай добро и бросай его в воду». Точно не от мира сего человек. То-то Ольт такой странный.

— Вот-вот. Ольт с ним почти три года прожил. Говорит, что все, что тот знал, ему передал. Даже языку своему научил. Ольт-то потерялся, когда ему всего-то семь годков было, вот и получил воспитание заморское.

— Да, чего только в этом мире не встретишь. Из-за моря говоришь? Надо потом с Ольтом потолковать.

— Потолкуй. Только предупредить хочу, ты уж не обижайся — скажу, как есть, если кто моего Ольти обидит, тот долго не проживет. Единый видит, свою жизнь положу, но в любом месте найду и горло перегрызу.

— Да ты что, Истрил, Единый с тобой. Да я сам… Благодарен я вам, тебе и Ольту. До смерти своей благодарен.

— Вот и хорошо. Ольти мой может и странный, но он хороший. Лучше всего, если вы подружитесь. Он, как и его отец, на дружбу крепкий.

— Это как получится. Все-таки малец он еще. Но обещаю, что в любом случае, я за него встану, как за родного.

Ольту давно уже надоело лежать неподвижно. Но вроде высокие переговоры подходят к концу, пора бы и ему голос подать, а то эти утверждения во взаимной дружбе и сотрудничестве, насколько он помнил по прошлой жизни, могут растянуться надолго. Для начала он повернулся набок. Взрослые тут же замолчали и уставились в его сторону. Он, еще с закрытыми глазами, поерзал на постели, будто просыпаясь, и затем резко принял положение сидя. Непонимающим, бессмысленным взором уставился на собеседников и какие-то секунды смотрел, будто узнавая.

— Доброе утро, мама.

— Какое утро, сынок? Еще вечер. Ужинать будешь?

— А как же. Я столько подвигов совершил и заслужил чашку похлебки. Вот только умоюсь со сна.

— Иди уж, герой. — Истрил ласковым взором проводила тонкую мальчишескую фигурку до двери.

Удивительно, но утром он чувствовал себя легко, как будто вчера и не было тяжелого изматывающего дня. Солнце уже играло на верхушках деревьев, хотя роса еще клонила траву к земле, блестя разноцветными переливами бусинок и щедро одаривая утренней свежестью. Ранние пташки уже вовсю радовались наступающему дню. День обещал быть ясным и погожим.

Прихватив оружие, Ольт побежал к речке. Вода с утра была холодной, но радостно визжа и задыхаясь от перехваченного дыхания, искупался весь, смывая с себя всю грязь, принятую вчера на кожу и в душу. Впрочем, больших душевных терзаний по происшедшему накануне он не чувствовал. Куда больше его волновали пропущенные тренировки. Недавние события прямо кричали о том, что каждая упущенная возможность улучшить свои навыки сейчас, это потеря шанса на выживание в будущем. И надо бы больше уделять внимания работе с оружием. Развитие тела — это конечно хорошо, но, как показал вчерашний день, заниматься кулачным боем со взрослыми мужиками ему еще долго будет противопоказано. Нет, он не собирался одно подменять другим, просто придется больше работать. С другой стороны, а чем ему еще заниматься? Хозяйства и скотины нет, огорода нет, как факта, охота — много ли времени при местном обилии дичи нужно, чтобы прокормить двух человек? Ну пусть — троих, теперь еще и дядька по имени Карно нарисовался. В любом случае вопрос — риторический. Так что сама жизнь подталкивала его к тому, чтобы тренироваться и тренироваться, тем более, что это соответствовало и его внутренним убеждениям.